«Мальчик вчера пылесосил у нас ковры. Я тебе рассказывала», — красотка зевнула.
«Му-у», — нечленораздельно промычал на это муж, обсасывая пухлый мизинец.
«Я… зашел узнать, нет ли каких жалоб, нареканий», — ляпнул я первое, что пришло в голову.
«Му-у, — снова промычал муж-осеменитель. — Ты что, не дала ему чаевых?»
«Ой! — ее глаза наигранно округлились. — Я и вправду забыла…»
В мой нагрудный карман опустилась купюра. Дверь захлопнулась. Я ушел…
Занудин замолчал и так убавился в размерах, будто бы его выпотрошили.
— А следующий, удачный опыт? — выдержав паузу, поинтересовалась Женщина.
— То есть историй двадцать, провальных, пока я не сообразил снять барышню за деньги, можно опустить? — уточнил Занудин.
Женщина была явно сбита с толку. Задумалась. Налегла на вино.
— Все так плохо было, да?
Занудин сделался серьезным.
— Когда я пытался раскрепоститься, взять быка за рога, по-гусарски напивался и бравировал — оказывалось, что хорошую женщину отпугивает мое актерство, мое саморазрушение и беспардонность. Когда начинал увлекаться излишней порядочностью, лепил из себя скромнягу — становился неинтересным…
— Надо просто быть самим собой, — напевно воскликнула Женщина, с усилием улыбаясь. Она ласково потрепала Занудина за шею.
— Я не умею… не знаю, что значит быть самим собой…
Занудин потянулся за вином — но вино, оказалось, кончилось.
— Ексель-моксель, — еле слышно пробурчал Занудин, переставляя опорожненную бутылку на пол.
Наступила тишина.
Занудин понимал, что молчать нельзя. Нужно обязательно что-то говорить.
— А вот еще тема! Меня всегда раздирали противоречивые страсти. Добиваясь женщины, я неуклонно начинал терять к ней интерес. Ведь чтобы почувствовать уверенность в отношениях, надо полюбить в первую очередь себя, выудить все свои самые лучшие качества наружу. И тут-то, вместе с ними, увлекаясь ненужным сравнением, ты начинаешь замечать недостатки той самой женщины, которую так желал покорить. Ее несовершенность. Вернее — те различия, которые хочешь не хочешь делают вас чужими. Бац! Все рушится…
— Закрой глаза, — перебила Женщина изменившимся грудным голосом.
— Что?..
— Глаза закрой.
— …
— Закрыл?
— Угу.
— Можешь открывать…
Все произошло стремительно и потому особенно пугающе.
Занудин уставился на Женщину и чуть не потерял сознание. То была уже не Женщина… то была… Что за наваждение! Перед ним во всем своем лоске предстала не кто иная, как Нэрилим Номро! О да, легендарная сексапильная красавица с детским лицом. Роскошная блондинка. «Мисс Огнемет»! Фантазия и реальность в трепещущем и рвущемся на теле белом платье, хотя ветру здесь взяться было определенно неоткуда. Смертная богиня во плоти…
— Я… ы-ы-у… — попытался хоть слово выдавить из себя Занудин и не смог. Он задыхался.
— Ну что ты, глупыш, — нежно произнесла Нэрилим и повалила Занудина на лопатки, — ничего ужасного не произошло. Правда ведь, кися?
Занудин подтянул колени к груди и обнял их. Замер. Не решаясь даже мигнуть, ждал, что будет дальше.
— Я, признаться, думала, этот облик вдохнет в тебя желание, а не испугает, — высокохудожественно обнажаясь, по ходу объясняла она, слегка надув губки.
Тело ее было божественно. Мягкие, красивые руки принялись похищать одежду теперь уже с Занудина. Расстегивать все восемь пуговиц на рубашке, и в самом деле, долго — она ее попросту порвала. Выворачивая Занудину локти, стащила, скомкала, бросила на пол. Весело замурлыкала. Затем вдруг грозно сдвинула брови.
— Так что же, я не пойму… Нравлюсь я тебе, либо у тебя на мой счет иные соображения?!
— Нравитесь, — пролепетал Занудин, — честное слово, нравитесь.
Вот так взять и поверить, что это действительно с ним происходит? Здесь, сейчас?! Тысяча чертей…
— А ты мне что-то не совсем, — загадочно заулыбалась Нэрилим, и подушечки ее пальцев зигзагами заскользили по поддавшейся капризам неровного, гиперволнительного дыхания груди Занудина. — Меня больше… ну-у, как бы это сказать… возбуждают девушки.
Занудин насторожился. В области сосков стало вдруг как-то подозрительно щекотно, затем зуд усилился, и наконец… Занудин с величайшим ужасом обнаружил, что у него растет бюст! Да-да, натуральная женская грудь! Она разбухала на глазах и подрагивала как холодец… О чудовищной метаморфозе кричали все зеркала в комнате!!
Ответив своим истошным воплем, Занудин с неприличным грохотом скинул Нэрилим Номро с себя на пол и полуголый выскочил за дверь.
Мимо по коридору как назло проходили Панки…
Завидев до смерти перепуганного Занудина, да еще неимоверно пышногрудого, Джесси и Факки тотчас прыснули со смеху. Гогоча и улюлюкая, они принялись задорно скакать вокруг Занудина, отпуская воздушные поцелуи и хватая его за соски.
— Кыш! Убирайтесь! Вон! — отбивался Занудин от наглых посягательств на «свои» пышные формы.
Разыгралась нешуточная свистопляска, и поэтому жильцы мало-помалу начали выглядывать из номеров. Вечно занятый Виртуал в числе первых высунул в пространство коридора свою любопытную лохматую физиономию. Даже трясущийся от вида собственной тени Жертва, и тот обозначил интерес к происходящему, маслянисто сверкая то левым, то правым глазом за узенькой полоской дверной щели.
Не в силах больше терпеть подобный позор, Занудин взорвался. Ухватив за шкирку сначала Джесси, а потом Факки, он с силой столкнул их лбами, и ватные тела безобразников распластались по полу. Вид у Занудина был яростный, но одновременно он чуть не плакал. В отчаянии рыкнув на таращившихся зевак, обладатель роскошного бюста без промедления скрылся в номере.
Закрыв дверь на замок, привалился к ней спиной, чуть живой сполз на корточки. Стук в груди отдавался в глазных яблоках, похолодевшие пальцы дрожали. Он не знал, что предпринять, и даже боялся думать о случившемся. Просто так и сидел, пытаясь вывести мысли из хаоса, отдышаться. Наконец с замиранием сердца опустил взгляд на свою грудь…
— Благодарствую, ангелы, — устало шевельнулись сухие посиневшие губы.
Все было в норме, изъян исчез.
Занудин благополучно забылся в глубоком обмороке…
На стенах колыхались тени. Под потолком холла клубился пряный сизый дым. Даже в сгустившемся полумраке, мерно обступившем светлое пятно потрескивающего камина, нетрудно было догадаться ― дядюшка Ной выкуривал привычный вечерний косячок. Занудин, переговариваясь со своей бессонницей как с чем-то одушевленным, в этот момент уныло спускался по лестнице.
