Егерь хехекнул, подмигнул:
— Не в моих правилах, верно. Но одному, вижу, не оправдать, годы не те, и такое сложное положенье заставляет обратиться к помощи преступного элемента. В общем, прошлое, если будет от тебя такая надлежащая помощь, я тебе, Федор, забуду. А уж насчет будущего не пеняй, иной раз еще строже спрошу.
— В чем дело-то? — не выдержал Федька.
— Слушай, Федор, слушайте и вы, Иван Федотыч, как представитель властей в данной местности, — тихим, напряженным, торжественным голосом произнес егерь Авдей Кокарев. — Имеем сведенья, что на территории, закрепленной за вашим сельсоветом, пребывает в настоящее время не означенный биологической научной литературой, директивными руководствами и законодательством предмет живой природы. Или объект. Установлен путем личного наблюдения. Приметы: круп конский, копыта, хвост, все как полагается, от груди — человечье обличье.
Кривокорытов подскочил на табуретке, икнул и снова притих. Федька же часто задышал, заглотал воздух, выпучил глаза — все это егерь отнес за счет обычного человеческого удивления. Бабка Егутиха жалась щекой к двери, крутила головой, словно хотела ввинтить в дверь ухо, как штопор.
Авдеюшко продолжил, насладившись эффектом:
— Среди животных, подлежащих охране и занесенных в Красную книгу, данный объект, то есть феномен природы, не числится. Следовательно, мы можем с правом отнести его к явленьям, дезорганизующим жизнь лесного мира… понятно? Значит, для нас постанов задачи должен быть таков: найти и… предоставить!
— Э! — вмешался Кривокорытов. — Ты говоришь так: снизу, значит, конь, а сверху — человек. Че-ло-век! Но что есть человек? Личность, наделенная соображеньем. Соображеньем, вот. Будь это простой коняка, хоть и такой дикой, вроде нашего Сатаны, — здесь вопрос решить несложно: и заловить, и предоставить… найдутся ковбои, только свистнуть! Но голова-то у него человечья, мозг человечий, соображенье! А ну как он не захочет тебе представиться? Вдруг у него насчет этого супротив твоих-то свои планы, а, Авдей Николаич?
Авдеюшко вспучился над столом, заволновался, посновал глазами от браконьера к председателю сельсовета и обратно, упер их в стену.
— Сами-то вы, Иван Федотыч, как полагаете?
— Это ведь ваше дело, почему я должен полагать?.. Может быть, лучше доложить по инстанции? — Хоть сам он так не думал, но спросил, единственно из-за того, чтобы выяснить, какая будет Авдеюшкина реакция.
Тот пожевал большим ртом и ответил:
— Нет, это я против. Питаю надежду исключительно на нашу с вами возможность и способность. Поч-чему инстанция? Я здесь — сам себе инстанция. И всё. Опять наедут, всё загадят, перешуруют под шумок, постреляют, и толку никакого от них ждать не приходится, насчет этого имею твердый опыт. И упомянутому существу — как его там? — вряд ли выйдет от них большое удовольствие. Так что на дядю не рассчитывайте, управляться придется самим!
Федька вертелся на стуле, страдательно шмыгал носиком, подергивал плечами, но молчал, слушал разговор. А Кривокорытов упрямо твердил свое:
— И все-таки я так тебя уловил, Николаич, что ты признаешь, что мы имеем дело с разумным существованьем? Ну-ко, скажи-ко мне по правде?
Егерь зло поскреб осеянную конопатками плешь, напрягся и ответил так:
— Ты меня, Иван Федотыч, в придурки не пиши; и перед этим баламутом, браконьером, в придурки не выставляй. Я думал, думал. И понял: ничего, кроме вреда, его пребыванье на нашей местности принести не может. Да и на любой другой, кстати сказать! Окромя смущенья! А зачем оно мне, тебе, к при-. меру, ай? Вот ты толкуешь: разум человечий, то, другое. Да что у нас — своего-то мало? Ну, у нас мало, найдутся такие, у кого и поболе! А его разум нам — только белый свет мутить! Что он — подскажет, как нам мир лучше устроить? Да что он в нем понимает, в нашем-то мире? Обойдемся, как говорится, без сопливых, сами как-нибудь управимся. Если же он на худо настроился — ну, тут уж он нам и совсем не нужон. Ясен теперь вопрос?
— Что это вы, — вдруг подал голос Федька Сурнин. — Все про его ум да про разум рассуждаете? Да хочь бы их и не будь совсем, в том ли нам дело? Нам главное-то — самим человеками быть… по-человецки, значит!.. Во, во, замололи вы: да разум, да инстанции, да заловить, да представить… А он ведь живой зачем-то — о том хоть думаете ли? — ходит по свету, мается жизнью, следственно, не хуже нас, вот что получается…
— По-человецки! — деревянно хохотнув, прервал его Кокарев. — С каких это пор ты стал по-человецки-то к живой природе относиться? Что-то допрежде я тебя другого знал. Увидишь зверя — бац! — и в котомку.
— Ровнять не надо, ровнять не надо! — заторопился словами Федька. — Мало ли что там для утробы, для утепления семейства!..
— Да! Для утепления! — Егерь хихикнул, щелкнул себя по кадыку.
— Это тоже, так точно! — печально согласился браконьер. — Но здесь нет мне корысти, следственно, по-человецки надо бы нам, на черта тебе его изловлять?
— Ну-ко замолчи, баламут! Распустил слюни-те. Тебе слово мое сказано: или помогай, или — пять лет! Чего выбрал, ну-ко, говори?
— Известно дело, в тюрьме-то сидеть тоже неохота… — Сурнин вздохнул и развел руками.
Кокарев прищурился в его сторону:
— А может быть, ты уже и знаешь, где он теперь пребывает? Ежли так — спой, светик, не стыдись, может статься, я и парочку будущих грехов так-то с тебя скину?..
— Нет, не знаю! — ответил хитрый Федька и прикинулся дурачком: разинул рот, зашморгал носом и стал елозить под ним мокрым телогреечным рукавом.
Кажется, Авдеюшко поверил и обратился теперь к Кривокорытову:
— У вас, Иван Федотыч, имеются неясности? Ежли что — обращайтесь, не надо стесняться.
У того неясностей вроде не было. С неведомым прежде испугом и уважением во все глаза он смотрел на Федьку и время от времени смаргивал, жмурился: что это, мол, такое, люди добрые, уж не ослышался ли я?!
Егерь встал и подвел итог тайного совета:
— Приступаем, товарищи, к отлову. Руководствовать операцией стану я. Чтобы не смущать сердца народа, все наши дела по этому вопросу предписываю держать в секретности. Нам должны помочь здоровая инициатива и хорошее знание лесных просторов. Далеко он не мог учапать: имею верные сведенья о ранении.
— Секундочку! — сказал председатель сельсовета. — В самом отлове, как я понял, задействованы будете только вы двое, от меня там толку не будет, во-первых, а во-вторых — с каких это парёнок я буду незнамо за кем по лесу гоняться, терять свой авторитет?! Так какая-то конкретно роль мне отводится или нет?
— Конкретно свою роль вы уже выполняете. Ведь исполнителям важнее всего знать, что действуют они после надлежащего уведомления и с законного разрешения представителей власти на местах. А после того как мы примем меры и осуществим свою идею, будете свидетельствовать… В случае, если возникнет на то надобность!
