Они победили, но какой ценой! Все были измучены и залиты кровью. Медленно они побрели обратно на ферму. Вид мертвых товарищей, чьи тела распростерлись на траве, вызвал у многих слезы. А затем в печальном молчании они застыли там, где еще недавно высилась мельница. Да, с ней все было кончено; не осталось и следа их трудов! Была разрушена даже часть фундамента. И для восстановления мельницы они не могли, как раньше, использовать обрушившиеся камни. Теперь камней тоже не было. Силой взрыва они были раздроблены и раскиданы на сотни метров. Мельницы словно и не было.
Когда они пришли на ферму, перед ними вынырнул неизвестно почему отсутствовавший во время битвы Визгун, сияющий и радостный. И животные услышали, как со стороны главного строения раздавались торжественные звуки салюта из револьвера.
— Почему стреляет револьвер? — спросил Боксер.
— В честь нашей победы! — закричал Визгун.
— Какой победы? — сказал Боксер. Бабки его были в крови, он потерял подкову и расщепил копыто; не менее дюжины пуль засели у него в мышцах задней ноги.
— Как что за победа, товарищи! Разве мы не изгнали врагов нашей идеи — священной идеи Скотского Хутора?
— Но они разрушили мельницу! А мы строили ее два года!
— Ну и что? Мы построим другую мельницу. Мы выстроим десяток мельниц, если надо будет. Вы не цените, товарищи, величие того, что нам удалось совершить. Враг занял почти всю нашу землю. А теперь — благодаря руководству товарища Наполеона — мы отвоевали каждый ее дюйм!
— Мы отвоевали то, что у нас было раньше, — сказал Боксер.
— Зато мы победили, — сказал Визгун.
Они втянулись во двор. Раны от пуль, застрявших у Боксера под кожей, сильно болели. Он предвидел, что его ждет тяжелая работа по восстановлению мельницы, начиная с фундамента, и он уже прикидывал, как возьмется за нее. Но в первый раз он задумался над тем, что ему уже одиннадцать лет и что даже его могучие мускулы уже не те, что были когда-то.
Но когда животные увидели вьющийся по ветру зеленый флаг и услышали победные залпы из револьвера — семь раз он стрелял — и услышали речь, которую произнес Наполеон, благодаря их за мужество, они наконец поверили, что одержали великую победу. Животным, павшим в сражении, были устроены торжественные похороны. Боксер и Кловер везли телегу, которая служила катафалком, и Наполеон лично возглавлял процессию. На празднования были отпущены два полных дня. Были песни, речи, стрельба из револьвера, и каждому была вручена премия — яблоко; кроме того, птицы получили по две унции зерна, а собаки — по три бисквита. Было объявлено, что это сражение впредь будет называться Битвой у Мельницы и что Наполеон награждается новым отличием, орденом Зеленого Знамени, который он сам присудил себе. В этих всеобщих празднествах был окончательно забыт печальный эпизод с банкнотами.
А через несколько дней случилась история с виски, что хранилось в подвале. Его обнаружили еще в те дни, когда животные овладели фермой. В ту ночь, о которой идет речь, с фермы доносились звуки громкого пения, в котором, к удивлению слушателей, звучали нотки «Скотов Англии». А примерно в полдевятого Наполеон со старой шляпой на голове, в которой мистер Джонс играл в крикет, мелькнув на мгновение, стремительно выскочил из задней двери, галопом промчался по двору и снова исчез в дверях. Утром над фермой царило глубокое молчание. Свиньи не показывались из дома. Около девяти часов появился Визгун. Он шел медленно и уныло, с опухшими глазами, с безвольно болтающимся хвостиком. Было видно, что он серьезно болен. Визгун созвал всех и сказал, что должен сообщить им печальную новость. Товарищ Наполеон умирает!
Горестный плач разнесся по ферме. Перед дверями была разложена солома. Все ходили на цыпочках. Со слезами на глазах животные вопрошали друг друга, как они будут жить, если вождь их покинет. Ходили слухи, что, несмотря на все предосторожности, Сноуболлу удалось подсыпать яд в пищу Наполеону. В одиннадцать Визгун вышел еще с одним сообщением. Уходя от нас, последним своим распоряжением на этой земле товарищ Наполеон повелел объявить: впредь употребление алкоголя будет караться смертью.
Но, тем не менее, к вечеру Наполеону стало несколько лучше, а на следующее утро у Визгуна появилась возможность сообщить, что Товарищ Наполеон находится на пути к выздоровлению. Вечером того же дня он приступил к работе, а на следующий день стало известно, что он направил Уимпера в Уиллингдон с целью купить какую-нибудь литературу по пивоварению и винокурению. Через неделю он отдал распоряжение распахать небольшой лужок в саду, который давно уже был отведен для пастьбы тем, кто уходит на отдых. Поступило сообщение, что пастбище истощено и нуждается в рекультивации; но скоро стало известно, что Наполеон решил засеять его ячменем.
Примерно в это время произошел странный инцидент, недоступный пониманию подавляющего большинства обитателей фермы. Как-то ночью, примерно около двенадцати, во дворе раздался грохот, и все животные высыпали наружу. Стояла лунная ночь. У подножия той стены большого амбара, на которой были написаны Семь Заповедей, лежала сломанная лестница. Рядом с ней копошился оглушенный Визгун, а неподалеку от него лежали фонарь, кисть и перевернутое ведерко с белой краской. Собаки сразу же окружили его и, как только Визгун оказался в состоянии держаться на ногах, проводили его на ферму. Никто — кроме, конечно, старого Бенджамина, который лишь кивал с многозначительным видом и делал вид, что ему все ясно, — не понял, что все это значило, но не проронил ни слова.
Но через несколько дней Мюриель, перечитывая для себя Семь Заповедей, заметила, что одну Заповедь животные усвоили неправильно. Они думали, что Пятая Заповедь звучала как «Животные не пьют алкоголя», но здесь были еще два слова, которые они упустили из виду: «Животные не пьют алкоголя сверх необходимости».
Разбитое копыто Боксера заживало медленно. Все взялись за восстановление мельницы сразу же на другой день после празднования победы. Боксер отказался терять даже день и решил, что это дело чести — не дать никому заметить, как он страдает от боли. Вечером он по секрету признался Кловер, что копыто серьезно беспокоит его. Кловер приложила к копыту припарку из разжеванных ею трав, и они с Бенджамином предупредили Боксера, что он не должен перенапрягаться. «Твои легкие не вечны», — сказала она ему. Но Боксер отказался ее слушать. У него осталась, сказал он, только одна цель — увидеть мельницу завершенной до того как он уйдет на отдых.
В самом начале, когда только складывались законы Скотского Хутора, пенсионный возраст был определен для лошадей и свиней в двенадцать лет, для коров в четырнадцать, для собак в девять, для овец в семь, для кур и гусей в пять лет. Размер пенсии должен был быть определен попозже. И хотя пока никто из животных не претендовал на нее, разговоры шли все чаще и чаще. Поскольку небольшой загончик рядом с садом теперь был распахан под ячмень, ходили слухи, что будет отгорожен кусок большого пастбища с целью отвести его под выгон для престарелых тружеников. Говорилось, что для лошадей пенсия составит пять фунтов зерна в день, а зимой — пятнадцать фунтов сена плюс еще и морковка или, возможно, в праздничные дни — яблоки. Боксеру должно было исполниться двенадцать лет в будущем году, в конце лета.
