Кинотеатр находился метрах в восьмистах от учебного корпуса. Это было довольно современное здание, прямоугольного вида – благодаря красивому крыльцу в виде арки и разноцветным стёклам оно даже имело претензию на стиль. Внутренности в целом походили на начинку любого кинотеатра – правда, не было игровых автоматов и бильярда, которые в лагере находились под запретом, зато в столовой вместо фастфуда можно было в дни премьер взять фруктов, которые мы в другое время почти не видели, или заказать хороший сытный ланч или полдник. К сожалению, не в дни премьер столовая была закрыта.
В большом зале кинотеатра, рассчитанном на 500 мест, мы рассаживались минут десять. Пока все зашли, я, угнездившись в кресле, уже успел привыкнуть к своему положению и пыточному оборудованию, меня окружавшему. На подлокотниках находились раскрытые, как клювы, электронные браслеты – наручники – если положить в них руки, они смыкались и их невозможно было разомкнуть до конца сеанса. Перед глазами висело огромное молочно – белое полотнище экрана – вокруг него были понатыканы пока ещё выключенные прожекторы и преломители света, призванные создавать более сочную и правдоподобную картинку после того, как зритель надевал компьютерные 3D-очки. Где – то на потолке были закреплены специальные трубки для подачи ароматизаторов и газов, многие из которых были наверняка небезвредны, поскольку доводили зрителя почти до галлюцинаций.
Самым же коварным приспособлением являлись собственно 3D-очки. Это были полноценные парные суперкомпьютеры – при надевании они прочно крепились к коже вокруг глаз и на лбу резиновыми присосками, навроде подводной маски, и полностью погружали зрителя в иную реальность. Один раз, во время просмотра фильма, где главный герой прыгает с парашютом, я чуть не получил инфаркт, потому что не переношу высоты, а созданные экраном, очками да ещё хитрыми креслами ощущения были слишком реальны. Проще говоря, я несколько десятков секунд чувствовал, что лечу в пропасть, и это ощущение невозможно было отключить или пригасить, и никакой голос разума не мог заставить паникующий мозг поверить, что эта реальность альтернативная.
Наконец, вся публика расселась, и в зале установилась тишина.
– Бойскауты, надеть очки! – раздался повелительный голос откуда – то высоко и сзади. Голос принадлежал Георгине Матвеевне – она вместе с другими педагогами и несколькими охранниками занимала отдельный, самый верхний ряд, где находилась панель управления кинотеатром и откуда можно было обозревать весь зал.
Бойскауты один за другим надели компьютерные очки. Я провёл ладонью по прорезиненным краям, и, убедившись, что они плотно прилегают к лицу, опустил руку. Георгина Матвеевна дождалась, пока на панели управления загорелась цифра «500», свидетельствовавшая о том, что все бойскауты экипированы очками, и отдала вторую команду:
– Бойскауты, надеть браслеты!
Справа и слева от меня защёлкали замки браслетов. Я, вздохнув, тоже просунул запястья в распахнутые капканы, и они со стуком закрылись. Одновременно на обоих браслетах зажглись зелёные лампочки.
Как только цифра «500» зажглась на пульте управления во второй раз, Георгина Матвеевна кликнула на панели стартовую кнопку, в зале погас свет, и одновременно экран начал подавать признаки жизни.
Зрелище, уготованное нам к просмотру, судя по титрам, являлось военной и любовной драмой. Потому я был очень удивлён, когда на первых же секундах фильма передо мной вдруг возник прекрасный пляж и пальмы, вокруг меня – бирюзовое море, а надо мной – синее небо. Заплескались волны. Я хотел повести руками в стороны, чтобы почувствовать волны, но скованные руки (почему скованные? я же в море, я хочу плыть… ах да, браслеты…) помешали мне сделать это. Тогда я вдохнул полной грудью – и лёгкие наполнил изумительный запах морского бриза. Боже, как прекрасно, какие горы вдалеке!.. Я поднял голову, и увидел разноцветных птиц, они кричали волшебными, неслыханными голосами. На меня накатила большая морская волна, дошла мне до груди, наплыла на берег с каким – то особенно громким шуршанием «ШШШШШШ!» и вернулась в море (где-то в дальнем закоулке сознания мелькнула мысль, что так шуршат и шипят трубки, по которым в зал поступают галлюциногенные газы, но тут же пропала). Нижнюю половину тела обволокла приятная влажная прохлада. Я не хотел никуда перемещаться из этой прекрасной гавани с морем и пальмами, и если б все два часа фильма зритель так и остался стоять по пояс в воде, я однозначно заключил бы, что это лучшая картина во всей биографии Доброхлёбова. Однако картинка начала меняться, пляж надвигался на меня, становясь всё ближе и ближе, и вот я рассмотрел на пляже нескольких молодых парней и девушек – если быть точным, семерых. Все они были в летней военной форме и обсуждали, что делать с пленным исламистом и какую рыбу приготовить на ужин. Похоже, кино повествовало о группе спецназа, заброшенной на тропический остров.
Лица парней и девушек были необычно счастливы для военных, работающих на передовой, и вскоре закадровый голос разъяснил, что я вижу группу московских добровольцев – молодых ребят, детей богатых родителей, которым прискучила жизнь в столице, «среди порока и искушений большого города». Теперь эти молодые люди отдавали долг Родине в боях с исламистами на тропическом острове, а в промежутках между боями плавали, ловили рыбу, общались и были полностью довольны жизнью. Читателю такой сюжет может показаться полной шизофренией, но для меня, находящегося под воздействием галлюциногенных газов, всё это выглядело довольно убедительно.
Примерно пятнадцать минут я провёл вместе с молодыми москвичами, и должен сказать, что это были не худшие пятнадцать минут в моей зрительской жизни. Оператор выбирал самые заманчивые планы, и я то и дело задерживал дыхание, любуясь то закатом, то луной, то облаками, окутавшими верхушки гор, то пением моря, в которое так хотелось, но нельзя было окунуться, то стрекотанием пулемёта среди тропических цветов, издававших неземные запахи. В один из моментов я оказался в роскошном лесу, мне на правую руку сел прекрасный попугай, и я чуть не всхлипнул от накативших чувств, что вообще-то на меня совсем не похоже.
Затем в фильме появился главный герой, предсказуемо высокий, красивый, с открытым мужественным лицом. Звали главного героя Дима, на вид ему было года двадцать два, и он пошёл в добровольцы после получения красного диплома в МГУ (такое необычное поведение довольно часто встречалось в фильмах Доброхлёбова).
Увидев Диму, его арийский тип внешности и чересчур правильные пропорции, лицо, выражавшее оптимизм и веру в будущее, я впервые за время фильма встревожился. Кажется, зрелище переставало быть приятным и томным, и вот – вот должны было перерасти в нечто устрашающее.