— И что же вы реконструируете?
Вопрос мой выглядел резонным: реконструировать оставалось разве что сцены из «Жизни» Мэнселла, но это было бы смертельно скучно, даже думать не хотелось.
— Мы реконструируем каждый вторник предыдущую пятницу, а в субботу по утрам — четверг следующей недели. Когда участвует весь город, это так весело! В конце года мы реконструируем самые примечательные события. А иногда занимаемся реконструкцией реконструкций. Мне кажется, вы кое-что забыли.
Я ничего не произнес в ответ, и она показала на кекс.
— Полбалла, пожалуйста.
Цена была запредельной даже для женщины, которая хорошо видит пурпурный цвет.
— Но если вы не захотите есть, я охотно выкуплю его с удержанием семидесятипятипроцентной таксы за передачу из рук в руки.
— Кекс?
— Вишню.
— А можно ли купить кекс без вишни? — спросил я после недолгого размышления.
— Это как же?! — обиделась старуха. — Кому нужен кекс без вишни?
— Что такое, мама? Проблемы?
Эти слова принадлежали человеку, который только что поднялся по крыльцу из трех ступенек. На нем были длинные одежды префекта — видимо, чистый пурпур. Главный префект, никакого сомнения. То был мужчина средних лет, высокий, атлетически сложенный, относительно приветливый на вид. Его сопровождали двое в ярких одеяниях, буквально лучившиеся властностью, — явно остальные префекты.
— Господин Бурый не желает платить за кекс, который я ему принесла.
Главный префект смерил меня взглядом.
— Вы слишком молоды для цветоподборщика.
— Извините, господин, но я не господин Бурый, я его сын.
— Тогда почему вы сказали, что вы и есть господин Бурый? — подозрительно спросила де Мальва.
— Я этого не говорил.
— А! — возмутилась старуха. — Так вы обвиняете меня во лжи?
— Но…
— Итак, вы отказываетесь платить? — спросил главный префект.
— Нет, господин префект.
Я отдал деньги старушке, которая хихикнула себе под нос и убралась прочь.
Главный префект де Мальва — как предполагал я, хотя он не представился, да и никогда не представился бы нижестоящему, — вошел в дом и оглядел меня так, словно я был куском говядины.
— Гм, — выдал он наконец. — На вид довольно здоровый. Вы яркий?
Слова эти отдавали двусмысленностью. «Яркий» могло значить «умный» или «обладающий высокой цветовой чувствительностью». В первом случае вопрос был допустимым, во втором — нет. Я решил ответить двусмысленностью на двусмысленность.
— Полагаю, что так оно и есть, господин префект. Располагайтесь в комнате, чувствуйте себя как дома.
Вместе с лиловым пришли также синий и красный префекты — Циан и Смородини. Циан выглядел вполне пристойно, но Смородини казался совершенно чокнутым. Я усадил их и поспешил на кухню.
— Префекты уже пришли, Дже… — Я запнулся и продолжил: — Послушай, если не называть тебя по имени, то как же тебя называть?
— Самое лучшее, если ты вообще не будешь со мной говорить. Но если бы в тебе была хоть капля самоуважения, ты бы назвал меня по имени.
То был открытый вызов. Я оглянулся — нет ли в пределах ее досягаемости острых предметов — и обнаружил лишь взбивалку для яиц.
— Ладно. Джейн, префекты уже…
Я никогда не думал, что от венчика может быть так больно. Впрочем, до того их в меня не метали. Металлическая штука попала мне в лоб. Уже одно это — не считая заносчивости, неуважения и плохих манер — могло стоить ей минимум пятидесяти баллов, если бы я сообщил властям. А мне досталась бы десятипроцентная премия от этой суммы — за то, что сообщил.
— Так ты никогда не получишь ни баллов, ни положительных отзывов, — сообщил я, потирая лоб. — Как ты собираешься дальше жить? — Она устало взглянула на меня. — А у тебя вообще есть баллы или положительные отзывы?
— Нет.
— И ты не считаешь, что это плохо?
Джейн обернулась и уставилась на меня умным, проницательным взглядом.
— То, что плохо, и то, что хорошо, определяется не только Книгой правил.
— Неправда. — Меня шокировала сама идея, что может существовать другой кодекс поведения, стоящий выше Книги. — Книга правил как раз и указывает нам, что правильно, а что неправильно. Предсказуемость правил и их безусловное соблюдение есть основа основ…
— Печенье еще не готово. Я принесу его позже. Возьми пока чай.
— Ты слышала, что я сказал?
— Я, типа, выключилась в этот момент.
Я взглянул на нее как только мог сурово, скорбно покачал головой, отчетливо произнес: «Эх ты», взял поднос и вышел из комнаты, всем своим видом стараясь выражать неодобрение.
1.1.06.01.223: Должность префекта могут занимать только граждане с цветовосприятием от 70 % и выше. Если таковых не находится, ее может временно занимать гражданин с более низким цветовосприятием, до тех пор, пока не найдется подходящая кандидатура.
Когда я вернулся в гостиную, префекты обсуждали Трэвиса Канарейо с его поджогом почты. Я не мог отделаться от мысли, что сжигать письма умерших — это не проступок, а благодеяние. Что еще более любопытно, я не мог не заметить, что члены Совета в мое отсутствие опустошили сахарницу. Я разливал чай со всей возможной вежливостью, но руки мои дрожали. Префекты всегда заставляли меня нервничать, в особенности если за мной числился недолжный поступок.
— Итак, мастер Бурый, — вопросил главный префект, — чего нам от вас ожидать?
— Я всемерно постараюсь быть достойным и полезным членом Коллектива в течение своего краткого пребывания здесь, — прибег я к стандартному ответу.
— Конечно постараетесь. Восточный Кармин не место для лодырей, бездельников и дармоедов.
Несмотря на улыбку, префект ясно высказывал предупреждение. Я это так и воспринял.
— Путешествие — это немалая привилегия, — продолжил он, — но оно может привести к распространению дисгармонии, не говоря уже о плесени. Какова причина вашего путешествия, мастер Бурый?
— Я прибыл сюда для участия в переписи стульев, господин префект.
Префекты переглянулись.
— У вас есть на этот счет соответствующие распоряжения?
— Да, господин префект.
— Салли непременно захочет помочь, — пробормотал Смородини.
— Чтобы научиться смирению? — спросил де Мальва, глядя на мой значок.
— Да, господин префект.
— Надеюсь, это будет полезный опыт для вас, мастер Бурый. Вы обесчестите свой род, если промотаете весь красный цвет, который ваши праотцы добыли с таким трудом.
— Да, господин префект.
Скандал в семействе Бурых, увы, стал всеобщим достоянием. Три поколения назад один мой эксцентричный предок, Пирс Сангини, у которого было больше красного цвета, чем ума, решил жениться на серой. Он был префектом и отдаленным потомком первокрасного. Имя и цвет его сгинули в этом браке. Сын его обладал цветовосприятием всего в 16 % — это был ужасающий упадок рода. С тех пор мы, Бурые, пытались вернуть себе прежнее положение. Женитьба выглядела немыслимо скандальной даже по сегодняшним меркам — но правил не нарушала. Никому не запрещалось жениться по любви, просто это не имело смысла. Как гласила пословица: «Хочешь, чтобы твои внуки тебя ненавидели? Женись на девушке из низкоцветных».
