— Твои подранки, между прочим.
— Твоя дрессировка, дед?
— Коты дрессировки не поддаются. Это он выпендриваться любит, чтобы похвалили. Цену себе набивает. Ладно, ты пока отдохни, а мои мальчишки остальных подранков ещё пособирают. А то ночью ветерок поднимется, на тот берег их унесёт, а там место топкое — и с собаками не сыщешь.
Длинноногие, как журавли, ходоки по воде подобрали всю мою добычу, какую заметили. Потом они ещё всю ночь будут шлёпать сапогами по воде с фонарями в руках, пока не соберут остальных подбитых уток. Тайганы, запряженные в пластиковые корыта, бойко потащили мои трофеи до поселища. На одно из корыт гордо уселся кот, чтоб на обратном пути лап не замочить. Собаки на него не обращали внимания, а он на них.
— А сколько ему лет? — спросил я у мальчишек.
— Коту Ваське?
— Нет, деду.
— Он же оулмес-бессмертный, у него лет не считают.
* * *
Темнеет тут быстро. На фоне фиолетового неба ещё можно разглядеть цель, а вот у стены тростника уже не видно ни зги. Уже начинает пробирать сыростью, руки зябнут. Я отхлебнул из фляжки дедова бальзама и мне показалось, что в букете ароматов напитка из трав есть опьяняющий запах чёрных волос Карлыгаш, восточной красавицы с бирюзовыми глазами.
Дед, конечно, политик ещё тот. Подпустил ко мне чаровницу-внучку, чтобы она своими чарами меня опутала и сознание затуманила. С такой и кандалов не надо — красавица крепче любой цепи пленника к себе прикуёт. Ну уж нет, я на это не попадусь. Хотя, может быть, всю жизнь жалеть об этом буду. В любом случае, человеку моего призвания нельзя обзаводиться семейными связями, чтобы в случае провала не подставить под удар любящих тебя людей. Нет, я не имею права рисковать чужими судьбами.
Ночь рано или поздно перейдёт в рассвет. Чтобы потянуть время, часто стреляю наугад, но у меня в патронташах две сотни патронов, с чего бы это жалеть? Ведь приехал не за добычей, а за охотничьим азартом. Пусть дед думает, что я от азарта хочу прихватить и утреннюю «зорьку». Когда остался последний патронташ, я прекратил охоту и прислушался. Так тихо бывает только перед переменой погоды. Да, а роса-то обильная — жарким обещает быть следующий день. Мигом обсохну, как только солнце выйдет. Пора сматываться.
Ветер действительно поднялся к концу ночи. Мне и грести моими теннисными ракетками не пришлось. Меня упорно нёсло к противоположному берегу, самому удалённому от поселища.
Берег действительно оказался топким. Топь тянулась метров 250 от кромки воды. У меня чуть ноги не отвалились, пока я дотопал до сухого места.
Посмотрел на тускнеющие звезды, сверился по компасу. Если бодрым шагом пойти напрямик, то через двадцать пять километров выйду к железнодорожному разъезду. Это не станция и даже не полустанок, но тут останавливаются поезда, чтобы пропустить встречный состав. Там я на любом товарняке доберусь до цивилизации. А моё барахло с квадроциклом пусть достаётся деду в качестве отпускного трофея за мой побег. Не потеряешь — не приобретёшь. А Карлыгаш… она слишком хороша для того, чтобы с молодости стать вдовой. Выходи замуж, рожай побольше своих русотюркчат и проживи долгую и счастливую жизнь, встретив старость в цветнике внучат и внучек.
Несколько слов о древнейшей земле, где ни от кого не спрятаться и где со всех сторон ты виден и тебе всё видно как на ладони, но по которой я блуждал три дня, пока окончательно не заблудился.
Никто никогда за всю историю не зарился на эти земли. Потому что никто не смог бы выжить в этих суровейших природно-климатических условиях пустыни и только местами — полупустыни. Летом выжженная беспощадным солнцем, зимой убитая вьюжными ветрами безводная беспредельность с белыми лишаями солончаков. С самолёта она видится как покоробившаяся на солнце просоленная серо-коричневая кожа, которая кое-где уже начинает подгнивать.
Весной редкими цветными пятнами пустыню оживляют красные, жёлтые и белые тюльпаны, а также редкие, но сочные, прижатые к земле лепёшки листьев ревеня, стебель которого редко вытягивается выше двадцати сантиметров. И колышутся миниатюрные веточки полыни, прижатые к земле. Гумуса, чёрного плодородного слоя, на каменистой почве нет совсем. Впрочем, на глинистой и песчаной тоже. Очень редко в сухих распадках на руслах недолго живущих по весне ручьёв скапливается намытая с камней глина и сероватая грязь. До середины лета на этом месте может радовать глаз пыльная зелень плотных зарослей дикого лука. Дикий чеснок густых зарослей не образует. Редкие тоненькие стрелки тянутся вверх, но не пробуйте вырвать их с корнем из каменистой земли — оливкового цвета стрелка обязательно оборвётся. Если вам нужно достать крошечную головку дикого чеснока, потрудитесь выкопать её из каменистого грунта с глубины как минимум сантиметров десять.
Там, где под ногами нет сплошного каменного массива и песка, а тянется на километры суглинок, там уже можно наткнуться на «заросли» дикой конопли высотой чуть повыше колена. Трудно назвать густыми зарослями пространство, где кустик отстоит от кустика на метр.
В июле уже нет ни тюльпанов, ни ревеня, ни карликовой полыни. Сплошная, бескрайняя, устрашающая каменистая пустыня, звенящая под ногами. Выжженная. Серая, иногда белая от проплешин солончаков. На таких землях, не то что деревьям, но и даже клочкам колючей травы не вырасти. Где есть вода, пусть даже солёная, там ещё качаются под ветром невысокий тамариск, саксаул и дикие фисташки. Где больше песка, чем камней, там приметишь купки песчаной акации, джузгуна, борджока, черкеза и прочих издалека с виду похожих друг на друга жёстких кустиков.
Шарообразные однолетники на некоторых местах могут иногда образовывать целые заросли, но к июлю они похожи на скопище соломенной трухи. Летом в каменистой пустыне не найти не только ни одного цветущего или даже зелёного растения. Все цветёт по жёсткому расписанию — месяц весной, полтора месяца осенью.
Ни людей, ни крупных зверей, ни рек, ни речушек. Редкие солёные болотца, а на месте высохших — растрескавшиеся плитки такыра, будто бы кто вымостил ими парадный плац.
Остроголовые ящерицы, круглоголовки-агамы, змеи, насекомые, пресмыкающиеся, мелкие грызуны — попрыгунчики, тушканчики с длинным хвостиком, за которыми охотится очень редкий гость — корсак, миниатюрная пустынная лисичка. Сдуру сюда может забежать и пустынный заяц, чтобы посолонцевать, но никогда здесь не задержится, а вернётся поближе к осоке. Сродни зайцу, все здесь, кроме змей, шустро бегают и высоко прыгают, даже ушастый ёжик на длинных лапках. На раскалённой, как сковородка, почве долго не устоишь, приходится бежать, чтобы укрыться в прохладе норы. А из птиц сюда залетает за насекомыми только одна пустынная трясогузка, да и та на ночь улетает поближе к воде. Орлам и прочим пернатым хищникам тут нечем поживиться, разве что за мигрирующими сайгаками.
