шанса привлечь твое внимание своим некрологом.
Словесная оплеуха, начавшаяся как старый, давно перетертый скандал закончилась финальным аккордом и глубоко макнула совесть Лаккомо в отстои фактов. Покраснев от возмущения, Лаккомо хватанул воздух ртом, но не нашел, что сказать.
В то время как Эйнаора понесло ва-банк. В голове эхом повторились слова гвардейца. Ему уже нечего терять. А раз нечего, то останавливаться уже нельзя.
- Молчишь? Понимаешь, что это так, - чуть сбавил тон Эйнаор. - Улетел и думал, что сбежал от проблем? Нет, Лаки, это так не работает. Нельзя сбежать от того, что не дает покоя. Даже сейчас. Твоя реакция. Ты не притворишься и не обманешься, что слова тебя не задели. А если так, и если со мной все же что-то случится, ты себе этого не простишь. Я тебя знаю. Нет… ты не из тех, кто наложит на себя руки. Ты скорее положишь вокруг всех. Виноватых за участие. Невиновных за бездействие. Ты устроишь бойню, потому что я твой последний сдерживающий фактор. А если меня не станет, то все остальное, как я сказал раньше, тебя тем более не будет волновать.
- Ты не знаешь, что меня сдерживает, - едва сдерживаясь, процедил Лаккомо.
Как бы он не хотел, но брат вскрывал его сдержанность, как когти намшера консерву. Слова резали по душе. Еще немного, и Лаккомо пообещал себе, что просто вновь уйдет. Он уже пожалел, что зашел.
- Я не знаю? – как-то очень тихо и очень легко усмехнулся Эйнаор, на миг отведя глаза. – У нас много секретов друг от друга, Лаки. Тебе не кажется это излишним? Но даже если не говорить о них, я знаю о тебе практически все. Я знаю, как зовут твоего врача. Я знаю, как тебя обожает экипаж. У меня есть твои фотографии, сделанные командой в наш день рождения. Я даже знаю, какие рестораны на Рокконе ты любишь. И это все не говоря о том, что иногда я знаю, что ты ощущаешь. А иногда даже знаю, что тебе снится.
Обезоруживающий тон, призванный охладить злость, только еще больше натягивал струну на душе старшего близнеца. Вот-вот казалось, что лопнет. Как всегда самая острая бритва была припасена напоследок. И вся осведомленность брата просвистела мимо, уткнувшись в слова о снах. Лаккомо напрягся, готовый отбиваться, оправдываться, да что угодно, даже все-таки уйти, если брат вновь полоснет по нежному, но он выбрал укол больнее.
- А что ты знаешь обо мне, Лаки? – невинно вздернув брови, спросил Эйнаор. – Что ты знаешь именно про меня, помимо обязанностей, которые я выполняю? Ты знаешь, кто готовит мне ужин? Ты знаешь, кто мой пилот? Или кто каждый день затягивает мой воротник и прикалывает брошь мне на шею? Как я сплю? Обращаюсь ли я ко врачам? – младший проникновенно смотрел в глаза, ожидая понимания. - Тебе что, это совсем не важно?..
Глаз Лаккомо все-таки дернулся, и мужчина сорвался с места и резко встал. Противно царапнуло по полу кресло, Аллиет-Лэ даже не потрудился задвинуть его обратно и поспешил к двери. Эйнаор потратил ценнейшие мгновения, растерянно глядя в удаляющуюся спину, как вдруг в нем окончательно что-то сломалось.
- Ты даже не прибыл на мою свадьбу! – в сердцах выкрикнул Эйнаор, вскакивая и с грохотом роняя свое кресло.
Резкий и громкий звук за спиной заставил Лаккомо запнуться.
- Почему ты на нее не прибыл!? – в гневе во весь голос заорал Лоатт-Лэ, зная, что за дверью это все равно не услышат.
Лаккомо замер, втянул голову в плечи. Сжатые кулаки мелко тряслись от напряжения.
- Ответь мне! – вновь подстегнул срывающийся голос брата позади.
И Лаккомо признался впервые вслух даже сам себе:
- Я не хотел это видеть.
А после, когда ответных слов не последовало, Аллиет-Лэ стремительно шагнул к двери.
Эйнаор не помнил, как боролся с собой и боролся ли вовсе. Он не запомнил, успел ли он ощутить облегчение от сказанного. Но он осознал, что если Лаккомо покинет кабинет, то все сказанное пройдет напрасно. Лоатт-Лэ не готовил речь и не проигрывал такой исход в вероятностях. Но когда Лаккомо положил ладонь на ручку двери, Эйнаор думал так быстро, как только мог.
- Это не мой ребенок, - под тихий щелчок дверного замка в спокойствии комнаты прозвучало признание.
Лаккомо замер, словно потеряв пелену с глаз. Ладонь мягко отпустила ручку, так и не нарушив контур тишины.
- Повтори, - тихо попросил Аллиет-Лэ через плечо.
- Ребенок у Мариэллы, - сухо ответил Эйнаор. – Не от меня.
Старший развернулся на месте, внимательно глядя на брата. На удивление, тот уверенно не отводил глаза.
- И ты знаешь от кого?
- Да. Я знаю, - Эйнаор неспешно обошел стол, растягивая время, чтобы успокоиться. Что нельзя было сказать про Лаккомо, который сменил злость на жажду скорой расправы с изменницей и ее любовником. Лоатт-Лэ понял намерения близнеца, даже не прислушиваясь к эмоциям, и поспешил его остановить. – Более того, я это одобрил.
Обезоруживающий холодный факт вновь заставил Лаккомо растеряться, а Эйнаор мелочно порадовался его сменившейся физиономии. Теперь пока брат не получит всю правду, он не уйдет.
- Зачем ты это сделал? – спросил Лаккомо с напряжением и тревогой.
Весь привычный порядок вещей начал спешно перестраиваться у него в голове. Кирпичики фактов и обязанностей лихорадочно менялись, выстраиваясь в новую картину мира. От одного признания, казалось, мог рухнуть даже Золотой Дворец, и Лаккомо с холодком на душе ощутил всю
