мех гребешки и устрицы. Скромный улов неудачного дня.
- Напрасно плавал. Рыбы в начале осени мало. А с ней и дельфины ушли, наверное, их много дней не будет. Осторожны стали, все время приходится подплывать с разных сторон.
Мать подняла глаза.
- Зря ты не пошел на похороны. У нас хватает еды, день-другой можно продержаться.
Рыбарь потупился.
- Я говорил тебе с самого начала, что не могу. Не могу видеть его таким. А зачем вы ждали три дня после смерти? Укрывали...
- Я надеялась, ты пойдешь. Ты ведь его любимый сын. Старший сын.
Рыбарь покачал головой:
- Старший, но не любимый уж точно. Он чуть не проклял меня, когда я связался со Скользящим. Когда я начал учиться плавать, когда... разве его было можно переспорить?
- Как и тебя. Ты отказался становиться таким же охотником, как твой отец. Выбрал иной путь. Я не говорю, лучше или хуже, но отец возлагал на тебя большие надежды.
- Знаю. Пытался создать свое подобие. Когда не вышло, стал лепить Малого. С ним-то все заладилось.
- Мы охотники, брат, - заметил Малой, немедленно отвлекаясь от созерцания рук Тихого. - А ты...
- И что я? Предал род?
- Никто так не говорит, - вмешалась Мать. - Но хотя бы после смерти прояви толику уважения к отцу. Признайся, ведь он не был тебе безразличен. И зачем возводить напраслину, никто силком не пытался делать тебя охотником, раз ты выбрал море.
- Ты забыла, чего мне это далось.
- Я помню. Ты дважды тонул.
- Трижды.
- Вот именно. Видимо, Скользящий не все мне рассказывал. Один раз течением тебя отнесло так далеко от нашей пещеры...
- Мать, не рассказывай мне того, что сама услышала от меня. Я не мог пойти, не мог и все, - и чуть тише: - Я попросил прощения у него, когда вы ушли.
Его взгляд скользнул по Тихому, а затем метнулся в дальнюю часть пещеры, где хранились охотничьи принадлежности.
- Копье оставили ему. Вы, будто серые, обряд над ним свершали.
Лис обернулся. Он не спал, прислушиваясь к разговору.
- Было похоже. Мать попрощалась с ним от лица всех - тебя тоже. Но копье только Охотнику подходило, слишком короткое. Спроси у Тихого, почему он пользовался им столько времени.
- Не скажу. Глянулась моя работа, быть может, - негромко произнес Тихий. - Пять лет, кажется, столько Охотник с ним ходил. Трижды я приклеивал новый наконечник, последний раз прочный, черного камня. Еле удалось вытесать. И каждый раз копье укорачивалось. Теперь его и кидать стало нельзя, только колоть. Потому удар Охотника всегда оставался последним.
- Только на той охоте что-то пошло не так, - буркнул Лис. - И вепрь небольшой, не вожак, да только вывернулся и с моим сломанным копьем побежал к Охотнику. Будто отомстить решил.
- Может и так, - произнес Малой вдруг. - В прошлой охоте мы его матку убили. Я запомнил.
- Не говори чепухи. Это второе лето твоей охота, а ты разбираешь...
- Отец меня всему научил. Я понял, когда зверь видит смерть родных и когда хочет...
- Ты говоришь сейчас как серый.
- Нет, я знаю!
- Прекрати, сын, - оборвала его Мать. - Звери не умеют мстить, это удел серых.
На какое-то время в пещере установилась тишина. Рыбарь подсел поближе к костру, положил на треножник намокшую куртку, затем пошел перебирать устрицы.
- Оставь, я очищу, - не выдержала Мать. - У тебя нет ножа, а они еще живы. Как ребенок, вечно лезешь пальцами.
- Мать, мне жаль, что так вышло, - произнес Лис, приподнимаясь с лежака. - Я нанес не лучший удар.
- Отец почему-то не отстранился, будто все понял.
- Малой, прекрати.
- Но он правда не отошел с пути и насадил кабана на копье. А тот...
- Не продолжай, прошу тебя, - произнесла Мать поспешно. - Я видела, что случилось, когда вы принесли моего мужчину, мне пришлось и лечить его и обмывать.
- И больше мы не охотились, - как бы подводя итог, произнес Лис, вздохнув. Затем снова повернулся лицом к известняку стены, будто пытаясь отгородиться от неприятных воспоминаний.
- Вы где его похоронили?
- Где и всех остальных, - по прошествии чутка времени ответила Рыбарю Мать. - Со стороны ложбины. Тихий положил копье в могилу, я попрощалась с ним. Сняла его бусы, повесила на себя, как он велел, и мы забросали могилу.
- Никогда так не делали, - буркнул Лис. - Будто не Охотника похоронили, а его занятие.
- Ложь! - вскрикнул Малой. - Как распогодится по ту сторону лощины, мы пойдем снова. Пусть не на вепря, но оленя добудем.... Или хотя б косулю, - прибавил он чуть погодя.
- Ты забыл про серых. Нам придется проходить их земли и охотиться в лесу, который они считают своим.
- Уже десяток лет точно, - согласилась Мать. - Будет проще идти дальше, в горы. Серые еще долго не станут там жить. Если только мы не исчезнем...
Наступила недолгая тишина после этих слов. Рыбарь подошел к Матери, присел рядом, как делал это когда-то давным-давно. Она ласково потрепала его жесткие длинные волосы. Не поднимая головы, он спросил:
- И все же, почему три дня? Прости, я не могу понять.
- Это моя мысль. Отец всегда хотел покоиться на месте последней охоты. Мы ждали, пока не пройдет непогода в изголовье лощины, долго ждали, но вот только...
- Малой, а почему ты мне ничего не сказал?
Он молчал. Лис ответил:
- Ты рыбачил, мы обговаривали. Сами не могли решить. Погода все не устанавливалась, а мне и Тихому хотелось после сходить на последнюю охоту, уже в его честь. Принести хоть что-то, хоть так помянуть.
- Как серые.
- Не надо, Рыбарь, - попросил Малой. - Не поминай их.
- А куда без них теперь? - усмехнулся в густую рыжую бороду Тихий. - Лощина теперь их, не поохотишься. Да и ближние горы лучше обходить стороной, иначе можно нарваться на их охоту и лишиться добычи.
- Они как падальщики, - согласился Лис. - Я слышал, прежде подбирали за нами, а теперь даже не спорят за чужой кусок. Берут сами, что приглянется. Верно, знают, когда выходим. Мы или соседи.
- Соседи, да они сильнее пострадали, - согласилась Мать. - Лис, я
