Тереза направлялась к серебристо-голубому многоместному «шевроле», однако она воспротивилась сценарию и подошла к соседней машине, зеленому «фордовскому» седану. Сразу же выяснилось, что «форд» заперт и ее ключ даже не влезает в скважину. Немного подергав накаленную солнцем ручку, она повернулась и пошла к «шевроле». Открыв дверцу (незапертую), она опустила на сиденье свое обширное тело; ключ вошел в замок зажигания гладко, как по маслу. В машине было жарко, как в душегубке, и она опустила стекло.
Через несколько минут она ехала по Тридцатой стрит на север, а у пересечения с Университетским авеню перестроилась в крайний ряд и свернула направо.
Тереза впервые водила в «Экс-экс» машину, и это ей нравилось. Преобладали два главных ощущения. Во-первых, ощущение полной безопасности: машина ни за что не попадет в аварию, и с ней самой тоже ничего не случится, потому что она не может действовать самостоятельно, не может принимать решения. Сценарий был составлен заранее, и ей оставалось только ему следовать. Она свернула направо по Университетскому, потому что должна была так сделать; вскоре она доехала до перекрестка с бульваром Уобаш и здесь свернула налево, к хайвею, прибавив одновременно скорости, чтобы держаться в общем потоке. Спасаясь от солнца, которое напекло ей руку и щеку, она подняла стекло и опустила защитный шиток.
Этот поступок казался ей вполне самостоятельным, вместе с другими, ему подобными, он создавал второе, противоположное ощущение: она может плюнуть на сценарий и делать все, что захочется. Может вжать педаль газа до упора и ехать себе и ехать, на восток или на север, прочь из города, бесконечно пересекать необозримые просторы виртуальной Америки, которые находятся здесь, совсем рядом, чуть дальше, чем достигает ее глаз, ехать, и пусть страна эта выстраивается вокруг нее, кусок за куском, с такой точной подгонкой, что стыков и не заметишь.
Вместо этого она открыла бардачок и достала пистолет.
Проверив обойму, она положила его на сиденье, а затем включила радио. Оркестр Дюка Эллингтона исполнял инструментальный номер «Ньюпорт ап». А с чего она, кстати, так решила? Она относилась к Эллингтону довольно равнодушно и вряд ли смогла бы узнать звучание его оркестра, не говоря уж о конкретных номерах. Она откинулась назад, положила голову на подголовник и крутила теперь баранку вытянутыми руками, а слева от нее и справа, впереди и сзади с низким восхитительным рокотом скользили машины урожая 1950 года. Вскоре она увидела впереди знак объезда и полицейский блок. Основной поток машин отклонялся влево, чтобы объехать препятствие, она же скинула скорость, поморгала правым поворотником и направилась прямо к цепочке полицейских. Остановив машину окончательно, поставила ее на ручной тормоз и ощутила щелчки храповика. Один из полицейских тут же направился к ней, он шел, наклоняясь, чтобы заглянуть в машину.
И вдруг она потеряла всякую во всем уверенность. Сама ли она по своей собственной воле решила подъехать к полицейскому заграждению? Или это сделала та, другая женщина, сидевшая за рулем? Полицейский был уже в считаных футах от машины, его вытянутая рука приказывала ей не трогаться с места.
В конце концов Тереза решила: это она по собственной воле не поехала в объезд. Она контролировала ситуацию. По давней привычке она полезла в карман за удостоверением ФБР, но его там не оказалось! Она окинула себя взглядом и впервые осознала, что на ней чужая одежда. Это же можно — быть такой кошмарно толстой! И одежда тоже кошмарная! И петли на чулках спущены! Она схватилась за ремень, где всегда хранился ее значок, но там, под обильными, свисающими на колени складками жира не было ничего, кроме узкого пластикового пояска. Она посмотрела на себя в зеркало заднего обзора и увидела озабоченное лицо пожилой чернокожей женщины.
— Здесь нет проезда, мэм, — сказал полицейский, наклонившись к окошку. Только теперь Тереза заметила, что оно открыто. Как это случилось? Когда? — Дайте, пожалуйста, задний ход и поезжайте следом за всеми.
— Я — федеральный агент Саймонс, приписана к Ричмондскому управлению, — сказала Тереза, но к этому моменту коп уже заметил пистолет.
— Мэм, — сказал он, — я прошу вас медленно, не делая резких движений, поднять обе ваши руки, а затем так же медленно выйти из…
И тут, как назло, заказанное время закончилось, в глазах Терезы заструились потоки чистейшего белого света, уши наполнились свистом и ревом.
Тереза вернулась к некоему подобию реальности: маленькая прохладная комнатушка с белыми стенами, над головой люминесцентная лампа. Она лежала на узкой жесткой кровати, укрытая светло-бежевой бумажной простыней. До ее ушей доносилось негромкое бормотание кондиционера и голоса людей из соседней кабинки. Тереза стала воспринимать окружающую обстановку и свои собственные действия прямо с того момента, когда сценарий остановился, это было несравненно лучше, чем болезненный период восстановления, следовавший за виртуальной смертью в тренировочных сценариях ФБР.
Как только Тереза пошевелилась, к ней подошла молодая женщина, стоявшая до того в дверях палаты.
— Как вы себя чувствуете, миссис Саймонс? — спросила она, окидывая Терезу холодным профессиональным взглядом.
— Прекрасно.
— Значит, никаких проблем?
Она помогла Терезе сесть и сразу же занялась ее затылком, вернее, наночипным клапаном в верхнем сегменте шеи. Как правило, Тереза приходила в сознание лишь по завершении этой процедуры, а потому ей было интересно посмотреть, что там делает эта женщина. Но свой затылок особенно не рассмотришь, она лишь заметила краем глаза нечто похожее на шприц, потом к ее шее что-то сильно прижалось, и она ощутила боль, тут же сменившуюся легкой, довольно приятной вибрацией. А вот бейджик женщины был виден прекрасно: «Патрисия Таррант, связь с клиентами». Когда миссис Таррант удаляла свой шприц, клапан болезненно пошевелился, хотя трудно было понять, что именно болит — кожа или более глубинные ткани. Тереза закинула руку и опасливо потрогала свою шею.
Одновременно она наблюдала, как Патрисия Таррант переносит содержимое шприца — мутноватую жидкость, в которой, надо понимать, плавали наночипы, — в стеклянный флакончик, закладывает флакончик в миниатюрный бокс, стоящий в изножье кровати, и щелкает тумблером, после чего загорается красная лампочка.
— Прекрасно. Я пошла, а когда вы будете готовы, выходите тоже, и мы разберемся с бумагами.
У Терезы в мозгу все еще плыли образы Сан-Диего, горячий, как из топки, ветер, полотно хайвея.
— Этот куковский сценарий, — остановила она Патрисию, — я никогда с ним прежде не встречалась.
