– И далеко ты забрела, гуляя в полном одиночестве?
– Я что, должна назвать расстояние в милях? Или лучше в километрах?
– А может, твоя «прогулка» привела тебя прямиком на Пикок-стрит? Где живет некий тип по имени Винсент Костелло? – На кухне точно вихрь взметнулся. За окном на том берегу реки, в Эссексе, я заметила крошечную фигурку с конечностями-палочками – какой-то мужчина снимал с парома свой мотоцикл. – Что, все слова растеряла? Ну, давай я тебе подскажу, напомню: вчера в десять часов вечера ты опускала там жалюзи, стоя на подоконнике в одной майке, а больше, по сути дела, на тебе ничего и не было.
Да, я действительно спускалась, чтобы купить Винни пиво. Да, я действительно опускала жалюзи на том окне, что выходит на улицу. Да, кто-то действительно проходил мимо. «Расслабься, – сказала я себе. – Неужели этот единственный незнакомец, мельком глянувший на наши окна, так сразу меня и узнал? Мама просто рассчитывает, что я сломаюсь. Но я и не подумаю».
– В тебе пропадает роскошная барменша, мам. Ты бы отлично выслеживала наркоманов и сдавала их в MI5[2].
Мама бросила на меня классический гневный взгляд Кэт Сайкс – в нем слились отвращение, презрение и гнев.
– Сколько ему лет?
Теперь уже я упрямо сложила руки на груди.
– Не твое дело.
Мать прищурилась:
– По всей вероятности, двадцать четыре.
– Раз ты и так знаешь, зачем же спрашивать?
– Потому что подобные отношения двадцатичетырехлетнего мужчины и пятнадцатилетней школьницы – это преступление. За это его запросто можно посадить.
– Мне уже в сентябре исполнится шестнадцать. А у полиции Кента, по-моему, найдется рыбка и покрупнее, чтоб бросить на сковородку. И вообще, я уже достаточно взрослая, сама могу решать, с кем мне иметь «подобные отношения», а с кем не иметь!
Мать вытащила сигарету из красной пачки «Мальборо» и закурила. Мне тоже до смерти хотелось курить.
– Когда я все расскажу твоему отцу, он же с этого Костелло кожу заживо сдерет.
Ну, это фигушки: папе, как и всем хозяевам пабов, и впрямь порой приходится выпроваживать из бара разных упившихся до чертиков и разбуянившихся «артистов», только он совсем не тот человек, который способен содрать с кого-то живьем кожу.
– Брендану, между прочим, тоже было пятнадцать, когда он бегал на свидания с Мэнди Фрай, – сказала я. – И если ты думаешь, что они просто гуляли, держась за ручки, то очень ошибаешься. Хотя я что-то не помню, чтобы ты ему хоть раз сказала, что его за это «запросто можно посадить».
Мать посмотрела на меня и произнесла четко, почти по слогам, точно разговаривая со слабоумной:
– Мальчики – это – совершенно – другое – дело.
Я презрительно фыркнула: да ладно тебе, мам!
– Значит так, Холли, запомни: ты будешь встречаться с этим… торговцем автомобилями только через мой труп.
– Ты ошибаешься, мам! Я, черт побери, буду с ним встречаться! Я буду встречаться с кем захочу!
– Теперь у нас в доме будут новые правила. – Мама устало загасила недокуренную сигарету. – Я буду сама отвозить тебя в школу и привозить обратно. И из дому ты одна больше не выйдешь – только со мной, с отцом, с Бренданом или Рут. А если я хоть одним глазком еще раз замечу поблизости этого охотника за младенцами, то немедленно заявлю в полицию и потребую привлечь его к уголовной ответственности – да, я это сделаю, помоги мне господи! И еще – еще — я позвоню к нему на работу и расскажу, что он соблазняет малолетних школьниц.
Огромные жирные секунды тянулись на редкость медленно, и я прямо-таки чувствовала, как проникают в меня злые мамины слова.
Глаза у меня уже начинало пощипывать, но я знала, что ни в коем случае не позволю себе доставить этой миссис Гитлер удовольствие видеть, как я реву.
– У нас не Саудовская Аравия! Ты не имеешь права запирать меня в доме!
– Живешь под нашей крышей – подчиняйся нашим правилам. Когда я была в твоем возрасте…
– Да, да, да! И у тебя было двадцать братьев, и тридцать сестер, и сорок бабушек-дедушек, и пятьдесят акров картофельных полей, которые нужно было вскапывать, потому что такова была жизнь в вашей старой гребаной Ойрландии, черт бы ее побрал! Но здесь-то Англия, мама, Англия! И на дворе 80-е, и если уж жизнь была так прекрасна в вашем гребаном Западном Корке, в этом вонючем болоте, то какого же черта ты вообще приехала в…
Хлоп! Она со всего маху врезала мне по левой щеке.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга; я вся дрожала от потрясения, а мама… в таком гневе я ее еще никогда не видела. А еще до нее, похоже, начало доходить, что она собственными руками разрушила отношения с дочерью и восстановить их будет уже невозможно. Я встала и, не говоря ни слова, с видом победительницы вышла из комнаты.
* * *
Я совсем немножко поплакала, но скорей от шока, чем от обиды, потом перестала плакать и подошла к зеркалу. Глаза, конечно, слегка припухли, но, если чуточку подвести, заметно не будет. Теперь еще немножко помады, капельку румян… В общем, сойдет. И девушка в зеркале – точнее, молодая женщина с коротко подстриженными черными волосами, в майке с надписью «Quadrophenia» и в черных джинсах – сказала мне: «А у меня для тебя новости: ты сегодня переезжаешь к Винни». Я начала было перечислять причины, которые не позволят мне так поступить, и умолкла, чувствуя, как кружится от волнения голова, и одновременно испытывая какое-то странное спокойствие. «Да, – согласилась я, – а еще я бросаю школу. Вот прямо сию минуту». Все равно скоро летние каникулы, подумала я, так что школьный инспектор и пукнуть не успеет, а в сентябре мне уже стукнет шестнадцать, так что инспектору и учителям нашей общеобразовательной школы «Уиндмилл-Хилл» придется молчать в тряпочку. Господи, неужели у меня действительно духу хватит?
Хватит. Ну, тогда пакуй вещи! Что с собой-то брать? А то, что в рюкзак влезет. Трусы, бюстгальтеры, майки, куртку-косуху, косметичку, банку из-под бульонных кубиков «Оксо» с моими браслетами и ожерельями. Еще не забыть зубную щетку и пакет с тампонами – менструация у меня немного запаздывает и может начаться в любую минуту. Деньги. Я посмотрела, сколько у меня в кошельке: 13 фунтов 85 пенсов купюрами и мелочью. Еще у меня есть 80 фунтов на тайном счете в банке. Вряд ли Винни заставит меня платить за жилье, а на следующей неделе я уже и работу себе найду. Можно, например, работать бебиситтером, или на рынке, или официанткой – да всегда можно придумать, как заработать несколько фунтов. А вот что делать с коллекцией дисков? Я же не могу прямо сейчас перетащить их все на Пикок-стрит. Зато мама вполне способна отнести их в магазин «Оксфам»[3] с глаз долой. В общем, пришлось взять только «Fear of Music». Я аккуратно завернула пластинку в косуху и пристроила в рюкзаке так, чтоб не повредить. А остальные диски на время спрятала в тайник под специально расшатанными досками пола, но когда я уже снова накрывала это место ковром, то испытала, наверно, самый сильный испуг в жизни, заметив, что в дверях стоит мой брат Жако и внимательно за мной наблюдает. Он все еще был в пижаме с надписью «Thunderbirds»[4] и в шлепанцах.
