Ознакомительная версия.
Треск в ушах то усиливался, то умолкал. Андреевна вспомнила, что уже три дня не принимает таблетки, которые выписал ей доктор. Со свечкой открыла тумбочку, взяла аптечный пузырек, выкатила на темную и жесткую ладонь белое колесико, разделенное на две равные части тонкой линией-ложбинкой. Полюбовалась; проглотила, запив водой. Поморщилась.
– Андреевна, – укоризненно сказала темнота, но в этот момент вспыхнула лампочка под потолком, а секунду спустя забормотал телевизор.
Андреевна обрадовалась. Задула свечу, уселась в продавленное кресло, положив ноги на деревянную скамеечку. Молодой парень в пиджаке рассказывал прогноз погоды – сразу после него будет реклама, а потом, Андреевна знала, будет сериал…
– Андреевна, – сказал голос внутри головы, и, соглашаясь с ним, она повторила вслух:
– Андреевна-Андреевна, старая ты рухлядь, к Михайловне-то опять не зашла сегодня…
Парень в телевизоре как раз сказал: «Днем три-пять градусов мороза». Сказал – и замолчал, глядя на Андреевну выпученными в ужасе глазами.
– А потепление обещали, сволочи, – сказала Андреевна сама себе. – Ну, где ваше потепление?
Парень проглотил слюну. И заговорил быстро и громко, будто желая заглушить собственные мысли:
– Второго-третьего марта ожидается незначительное потепление до ноля градусов днем и минус двух-пяти ночью. Затем снова похолодание до…
И осекся. Дернул головой, словно вытряхивая воду из ушей.
– …До минус двух-трех градусов мороза днем и пяти-семи ночью…
Андреевна не могла понять, что шумит в ее голове – то самое «давление», против которого помогают белые с ложбинкой таблетки, или это ветер качает на крыше телевизионную антенну…
На счастье, прогноз погоды уже закончился. Начиналась реклама.
Вот уже несколько дней Ким был пьян, не прикасаясь к спиртному; растерянность была столь же непривычна для него, как для форели – жажда. Потрясение пополам с эйфорией привели наконец к несчастью: подмерзшая трасса не пожелала носить на себе рассеянного и беспечного ездока. В четыре утра вокруг было темно и пусто, по обе стороны трассы чернел лес, машина, оказавшаяся на обочине в позе опрокинутого жука, вхолостую вертела колесами, а Ким Андреевич висел на ремне безопасности, пытаясь открыть дверцу и выбраться из мышеловки.
Дверцу заклинило. Мимо промчались фары и скрылись за близким горизонтом: водитель либо не заметил катастрофы, либо решил не забивать себе голову пустяками.
Сегодня утром Ким наполнил бензобак до краев. «Странно, что он не взорвался до сих пор», – думал Ким, вернее, не думал, а ощущал, пытаясь освободиться от ремня. Пытаясь высадить стекло. Пытаясь хоть что-то – в эти последние секунды – для себя сделать.
Дверь открылась без его участия – кто-то сумел отпереть ее снаружи. Чья-то рука поймала Кима за руку; сквозь холодный пот и железный привкус во рту он успел запомнить и осознать это прикосновение.
Помощь! Откуда?!
Спустя мгновение он был снаружи, и они со спасителем успели отбежать в сторону, прежде чем бензобак взорвался наконец, и на трассе сразу сделалось светло.
* * *
Все началось две недели назад с того, что Ким неверно поставил диагноз.
Результаты анализов, обследований, рентгеновские снимки не оставляли надежды нестарому еще учителю химии и биологии; Ким понял это сразу, разговор с женой учителя был похож на десятки подобных разговоров, выпадающих на долю врача специализированной клиники. Пытаться что-либо сделать было поздно – Ким долго объяснял несчастной женщине, почему операция бесполезна и только принесет больному новые мучения; конечно, она не согласилась. Состояние ее мужа ухудшалось день ото дня, он почти не приходил в сознание, тем не менее Ким назначил – скорее для очистки совести – поддерживающую терапию и новое обследование…
Спустя несколько дней больному стало лучше. Анализы изменились словно по волшебству, Ким назначил новый рентген и долго разглядывал темную пленку. Уверенный в ошибке, потребовал повторного снимка; спустя день учитель уже порывался вставать с койки, а жена не отходила от него ни на шаг и смотрела мимо Кима невидящими, полными презрения глазами.
Ким ошибся в диагнозе – это было ясно и без заведующего больницей, тем не менее заведующий явился на негодующий призыв пациентовой жены. Ким был пристыжен, можно сказать, погружен носом в лужу, как нашкодивший котенок; все это было бы печально, если бы не румянец, вернувшийся на округлившиеся щеки недавно умиравшего учителя. Уязвленный и сбитый с толку, Ким успевал все-таки радоваться, что палату покидает не труп, а здоровый человек, у которого впереди долгие годы полноценной жизни…
Авторитет Кима в глазах коллег сильно пошатнулся. Правда, через несколько дней безнадежная больная из соседнего отделения вдруг почувствовала себя лучше, и обследование показало положительную динамику немыслимой скорости.
Авторитет коллеги, ставившего диагноз этой больной, пошатнулся уже не так сильно. Особенно в свете того, что все тяжелые больные – а в клинике легких не держали – вдруг ожили, и печальные диагнозы их принялись лопаться один за другим.
Послеоперационные восстанавливались без единого осложнения. Тех, кого к операции готовили, можно было уже не пускать под нож – нескольких человек прооперировали просто по инерции, чтобы не дать остановиться «конвейеру». Все выжили, все чувствовали себя удовлетворительно, вокруг клиники росло кольцо возбужденных родственников – от них-то, сплоченных бедой, невозможно было скрыть странную счастливую новость. Родственников не допускали в боксы, однако известия о каждом, кто пошел на поправку, передавались из уст в уста, и вот уже в округе болтали о чудодейственном знахаре, о пролетавшей мимо тарелке, о том, что больница попала под благословение некоего святого проповедника…
Заведующий понимал в происходящем не больше других, тем не менее ему ясно было, что дальнейшее бездействие чревато взрывом. В один из дней (даже самые тяжелые больные уже поднимались, их анализы становились лучше день ото дня, дом борьбы и отчаяния превратился в дом твердой надежды) клиника была оккупирована корреспондентами, всего их было штук сорок. С камерами и диктофонами, фотоаппаратами, блокнотами они заполнили центральный холл, где заведующий дал пресс-конференцию; он был очень сдержан в выражениях, десять раз повторил, что чудес не бывает, что в клинике идет испытание новой методики и что первые положительные результаты – еще не повод для эйфории; корреспонденты разбежались по аппаратным и редакциям, и уже на другое утро вся страна знала, что в больнице города N творят чудеса по специальной методике…
Ознакомительная версия.
