Герман Шарпли,
руководитель Департамента по делам молодежи
Часть первая
Убежища с подвохом
Если вы чувствуете то же, что и я, пробейте потолок кулаком…
— из песни Burn It Down, группа AWOLNATION[1]
Транк-дротик проносится мимо его головы — так близко, что едва-едва не задевает мочку уха. Второй дротик пролетает под мышкой — кажется, даже виден дымящийся след, как после самолета, — и, тихо звякнув, втыкается в мусорный бак где-то впереди, в тесном проулке.
Льет дождь. Хотя стоит позднее лето, небеса разразились грозой чуть ли не библейского масштаба; но такая погода беглецу только на руку — сплошная стена воды мешает его преследователям-юнокопам как следует прицелиться.
— Сынок, не убегай — себе же хуже сделаешь! — взывает один из копов.
Он бы расхохотался, если бы не дышал с таким трудом. Если его поймают, то расплетут — что может быть хуже этого? И как юнокопу хватает самонадеянности называть его сынком, когда мир больше не видит в беглеце представителя человеческой расы? С точки зрения человечества, он не более, чем предмет. Мешок, набитый биоматериалом, созревшим для использования.
За ним гонятся то ли два, то ли три юнокопа. Как-то не хочется поворачиваться, считать; когда ты бежишь от смерти, в отчаянной попытке остаться целым — не играет роли, сколько их там у тебя за спиной: один, или десять, или сто. Значение имеет лишь одно — что за тобой гонятся и ты должен бежать быстрее.
Мимо свистит очередной дротик — но не так близко, как все прежние. Юнокопы так разозлились, что становятся небрежны. Вот и хорошо. Он пробегает мимо забитого под самую крышку мусорного бака и переворачивает его, надеясь еще больше задержать охотников. Проулку, кажется, не будет конца. Он и не упомнит, чтобы в Детройте были такие длиннющие проулки. Но вот, наконец, ярдах в пятидесяти впереди показывается выход, и беглец уже предвкушает свободу. Сейчас он вырвется в гущу городского движения. Может, даже спровоцирует автомобильную аварию, как Беглец из Акрона. А вдруг и ему попадется какой-нибудь десятина, которого можно было бы использовать в качестве живого щита. И чем черт не шутит — а ну как и ему повезет встретиться с красавицей-беглянкой. Теперь у него есть цель, и от этих мыслей в изнуренном теле словно открывается второе дыхание — он увеличивает скорость. Копы остаются далеко позади, и в нем зажигается искра надежды — редчайшего товара, который всегда в дефиците для того, кто ценится дешевле, чем сумма раздельных своих частей.
Однако в следующую секунду надежду затмевают силуэты еще двух юнокопов, блокирующих ему выход из проулка. Он в ловушке! Оглядывается: преследователи замыкают круг. С ним покончено — ну разве что отрастить крылья и улететь…
И в этот миг из темного дверного проема рядом слышится:
— Эй ты! Давай сюда!
Кто-то хватает его за руку и затаскивает в открытую дверь как раз в тот момент, когда мимо свистит залп транк-дротиков.
Таинственный спаситель захлопывает дверь. Впрочем, что с того? Сидеть в окруженном доме ничуть не лучше, чем в блокированном проулке.
— Сюда! — говорит незнакомец. — Вниз.
Он ведет его по расшатанным ступенькам в сырой подвал. В тусклом свете беглец пытается рассмотреть своего спасителя. Тот, похоже, года на три-четыре старше него — восемнадцать, ну, может, двадцать лет. Бледный, тощий, с сальными волосами и жиденькими бачками, мечтающими стать бородой, но явно не способными срастись посередине.
— Да не бойся ты, — бурчит парень. — Я тоже беглый расплет.
Вообще-то, не похоже — он уже вышел из возраста. Хотя с другой стороны, ребята, которые скрываются от закона год или больше, выглядят старше своих лет. Для них время бежит раза в два быстрее, чем для прочих.
В подвале обнаруживается открытый ржавый канализационный люк и зловонная черная дыра не больше фута диаметром.
— Давай вниз! — командует Сальный с бодростью Санты, собирающегося спуститься в дымоход.
— Издеваешься?
Сверху слышен грохот выломанной двери, и внезапно вонючая дырка уже не кажется такой уж непривлекательной. Беглец протискивается в люк, извиваясь всем телом. Чувство такое, будто лезешь в глотку удава. Сальный следует за ним и закрывает люк; металл скрежещет о бетон, отрезая погоню. Беглецы исчезают без следа.
— Нас здесь никогда не найдут, — говорит непонятный спаситель с такой уверенностью, что беглец верит ему. Парень включает карманный фонарь и освещает цилиндрическую канализационную трубу шести футов в поперечнике; здесь мокро, потому что сюда сливается вода бушующего наверху потопа, но в остальном не похоже, чтобы магистралью пользовались по назначению. Все равно вонища здесь ого-го, хоть и не такая убийственная, как казалось снаружи.
— Ну, чо скажешь? — говорит Сальный. — Побег, достойный Коннора Ласситера, а?
— Ну да, так тебе Беглец из Акрона и полез в говенную трубу!
Парень хмыкает и ведет спасенного туда, где труба соединяется с другими системами коммуникаций. Ребята проникают в главную магистраль; с потолка здесь свисают провода, а вдоль стен тянутся исходящие паром трубы с горячей водой, отчего воздух здесь еще более спертый.
— Так ты кто? — спрашивает беглец своего спасителя.
— Меня зовут Арджент. Как в слове «серебро». — Парень протягивает беглецу руку для пожатия, затем разворачивается и ведет его дальше по душному, узкому проходу. — Сюда, тут уже недалеко.
— Недалеко докуда?
— Я тут свил себе уютное гнездышко. Горячая еда и удобная постель.
— Уж больно заманчиво, чтобы быть правдой.
— Да уж, еще бы! — Арджент выдает усмешку, почти столь же сальную, как и его патлы.
— А расскажи, что с тобой случилось? Вот почему ты вдруг решил рискнуть своей задницей ради меня?
Арджент пожимает плечами.
— Риск не так уж велик, когда знаешь, что обставил их по всем статьям. И вообще, я считаю, это мой гражданский долг. Я однажды удрал от орган-пирата и теперь помогаю тем, кому не так повезло. Причем я не от какого-то там замухрышки сдернул. Это был тот самый юнокоп, которого транкировал Коннор Ласситер из его собственного пистолета. Копа вышибли из Инспекции, и теперь он сам по себе — ловит ребятню и продает на черном рынке.
Беглец, покопавшись в памяти, выуживает оттуда имя:
— А, Нильсон, что ли?
— Нельсон, — поправляет Арджент, — Джаспер Т. Нельсон. Кстати, с Коннором Ласситером я тоже знаком.
— Как же, — с сомнением говорит расплет.