Человек поднял бокал, в нем искрилась пена, сделал несколько больших глотков и опять уставился на кофейную креолку.
На вид ему было лет тридцать — тридцать пять. Светло-каштановые в крупных завитках волосы взлохмачены и давно не стрижены, бледное лицо, на котором резко обозначались глубокие складки, пересекала наискось черная кожаная лента с таким же кожаным кружком, плотно закрывающим правый глаз. Левый, серый с небольшим отечным мешочком под ним, скептически прищурен, точно человек в чем-то все время сомневался, губы кривились в иронической улыбке. Волевой подбородок разделяла еле заметная ложбинка. Одет он был в серый, из хорошей ткани, летний пиджак, явно купленный в магазине готового платья, а не сшитый на заказ. Рубашка в оранжево-фиолетовую полоску с расстегнутым воротом была мятой. Из потертого и слегка обтрепанного, с висевшей на размочаленной нитке пуговицей левого рукава торчал двойной блестящий металлический крючок, загнутый в кольцо, как у каминных щипцов.
Человек опустил голову и начал медленно водить крючком по мокрым озерцам пива на пластике столешницы, соединяя их в каналы, приделывая лучи, как солнцу, завивая в замысловатые спирали. Затем он потряс головой, провел ладонью по лицу сверху вниз и снова поднял большой палец.
На его жест вместо девушки подошел седой и немного тучный старик — хозяин бара. В его черных, как маслины, глазах под кустистыми бровями было снисходительное, но сдержанное осуждение.
— Не достаточно ли, мистер Грег? — Хозяин указал толстым пальцем с плоским сиреневатым ногтем на стопку разноцветных картонных кружков на краю стола. — Это уже четвертая. Может быть, хватит, ведь до вечера еще далеко?
— Не хватит, Джекки. Или я не имею права доставить себе удовольствие и выпить в этом сволочном мире? Или вы думаете, что я пьян?
— Ну зачем же так, мистер Грег, пожалуйста. Я всегда пытаюсь избежать неприятностей. Мне показалось, что вы уже хлебнули изрядно. Не было бы недоразумений с полицией.
— Мне нет дела до вашей сволочной полиции, — он пристально взглянул единственным глазом на хозяина, — до ваших сволочных законов и… вашего сволочного Гонолулу. — Он неожиданно выбросил вперед руку и ткнул крючком в красочный плакат на стене. — Я хочу пива, обыкновенного холодного пива, по пятьдесят центов за пинту.
— Извините, мистер Грег, я сейчас распоряжусь, одну секундочку. — Хозяин поклонился и все так же, как монумент, будто не шагал, а к подметкам ботинок были приделаны колесики, двинулся к стойке.
— Вот так-то лучше. Подумаешь, велика потребность, — еле шевеля губами, произнес мужчина, лоб его опустился на раскрытую ладонь согнутой в локте руки. — Это же так ничтожно мало — пива и покоя, господи. Девушка поставила перед ним кружку.
— Спасибо, Моника, вы молодец, дай вам бог удачи. — Из верхнего кармана пиджака он вынул сигарету, размял ее, взял со стола спички и очень ловко прикурил. Струя дыма потянулась в сторону плаката. — Простите, что побеспокоил.
— Пожалуйста, всегда рада услужить вам, мистер Грег. — Она взяла пустую кружку и отошла.
На тротуаре у окна бара остановился прохожий в белом чесучовом костюме. Пристально посмотрел на одноглазого. Постоял. Пошарил взглядом по залу, словно кого-то отыскивая.
Неторопливой походкой, держа сигарету в отставленной в сторону руке с оттопыренным мизинцем, украшенным широким золотым кольцом, к стойке приблизился щеголеватый молодой человек в клетчатом пиджаке, он поставил ногу в изящном лакированном с плоским носком ботинке на подставку внизу у пола и попросил коньяку. Румяному и по-детски круглому лицу он пытался придать надменное выражение. Губы презрительно кривились. Он, очевидно, изнывая в безделье, наблюдал сцену разговора мужчины с официанткой и хозяином. Переложив сигарету в другую руку, он двумя пальцами поднял рюмку за тонкую ножку и, сощурившись, посмотрел напиток на свет. На тыльной стороне ладони сине-зеленым пауком расплылась татуировка. Все на нем было новое, с иголочки: и костюм, и обувь, и цветной, в радужных завитушках, широкий и модный галстук. От фигуры веяло парикмахерской и довольством.
Отпивая маленькими глотками коньяк, повернулся к хозяину, еще брезгливее скривил губы и, растягивая слова, словно жуя их, назидательно произнес:
— Почему вы пускаете в свое заведение разный сброд, который изводит девушек непотребными, похабными расспросами? Здесь приличное место, и нечего шляться всяким прощелыгам и подонкам, им давно пора в богадельню.
Одноглазый приподнял голову с ладони и недоуменно, будто еще не полностью отрешился от затаенных личных мыслей, уставился на говорившего.
— Об этом я спрашиваю вас, хозяин! — продолжал, повысив голос, молодой человек. — И прошу ответить. Да, да, прошу!
Бармен вскинул на него глаза, нахмурился, но тут же словно через силу улыбнулся и миролюбиво произнес:
— Слава богу, мистер, мы живем в свободной демократической стране, и любой может посещать то, что ему вздумается, если он, конечно, не безобразничает, ведет себя благопристойно, не нарушает порядок. А насчет подонка, то я извиняюсь, но честнее и благороднее человека, чем мистер Грег, он, кстати, когда-то был полицейским, мне не приходилось встречать, и это не только мое мнение.
— Выдумаете? — протянул молодой человек. — Однако запоете по-другому, когда это кривое чучело распугает клиентов. Вы правильно изволили заметить, мы живем в свободном мире и вольны ходить туда, куда заблагорассудится, где не появляется всякое отребье и не пристает с пошлыми предложениями к юным девицам. А если это извращенный тип, таких сейчас хоть пруд пруди?
— Но он не приставал пи с какими предложениями.
— А я заявляю, приставал, и он, несомненно, маньяк.
— Мистер Грег порядочный и образованный человек. Тем более вы же видите, он инвалид, без руки и глаза, будьте милосердны, — пробубнил хозяин.
— Вот именно, — отрезал клетчатый. — Пусть отправляется со своими горестями и дурацкими расспросами в церковь или молельный дом каких-нибудь мормонов, а не действует на нервы культурным людям, не отравляет настроение тем, кто хочет развлекаться за свои денежки, приобретенные, может быть, ценою здоровья и жизни.
Приходится лишь удивляться, куда смотрят наши блюстители порядка. Мы их содержим — платим жалованье не за то, надеюсь, чтобы разное образованное нищее хамье портило нам жизнь, а вам репутацию заведения. — Он обратил лицо к посетителям, будто призывал их в свидетели.
Многие сочувственно закивали.
— Эдак вы еще и вонючих ниггеров сюда напустите, чтобы они, изображая обезьян, лазали по люстрам? — Он громко захохотал.
