Он поднял блестящую крышку, которой был накрыт стоящий на столе поднос. Потом в недоумении взглянул на Джереми.
— Хм-м. Единственное, что я могу сказать сейчас, Джереми — у тебя есть чувство юмора. Хотя и немного странное.
Он опустился на стул с резной изогнутой спинкой и сиденьем, обтянутым драгоценным мараккским бархатом.
— Я понимаю, что нужно было ограничивать себя во время перелета, потому, что я не очень хорошо себя чувствовал и мог попросту заблевать полкорабля. Но теперь-то мы на планете! На моей родной планете! И что же, я не могу съесть хороший сочный бифштекс? Или картофельную запеканку с сыром? Или грибные оладьи? Или овощное рагу? Или рыбное ассорти с водорослями? — От перечисления блюд рот Габриэля наполнился слюной, а в животе громко заурчало. — А ты мне предлагаешь жиденький бульон вместо супа, желе вместо мяса, и всего лишь стаканчик сока вместо бутылки хорошего вина?
— Можно заказать еще сока, — простодушно предложил Джереми.
Габриэль странно посмотрел на парня и глубоко вздохнул.
— Ладно уж, не надо. Хватит и этого.
Медленно съев несколько ложек бульона — который, кстати, оказался вовсе не жидким, а крепким и вкусным, — Габриэль вновь посмотрел на Джереми.
— Ты что же, заказал себе то же самое?
— Да, господин Марун. Это было бы нехорошо — есть мясо, когда вы едите желе.
Габриэль покачал головой.
— Эх, Джереми, учить тебя еще и учить.
Он коснулся клавиши интеркома.
— Обслуживание номеров, — послышался мелодичный женский голос.
— Добрый вечер. Я хотел бы заказать телятину, овощной гарнир, бутылку «Мардуф», слоеные пирожки и кофе. В номер 49–07. Спасибо.
— Через десять минут ваш заказ будет доставлен.
Интерком отключился.
— Ты молод, Джереми, и не должен себе ни в чем отказывать. Если тебе хочется чего-то — сделай это. Если твое желание не вступает в конфликт с моралью и законом, конечно.
Лицо Джереми вытянулось.
— Ты, наверное, думаешь: «что за ерунду он несет»? — сказал Габриэль. — Второй человек в Семье Фини говорит о том, что нужно уважать закон — это ли не странно?
Джереми ничего не сказал, но по его виду Габриэль понял, что попал в точку.
— И, тем не менее, это так, — продолжал Габриэль. — Именно потому, что мы уважаем закон, мы и называемся Семьями. Семьями, Джереми, а не бандами. Мы — это не Синдикат и не Новые Триады. У нас есть Кодекс. Ты знаешь, что ни одна из Семей не связана с распространением наркотиков — ибо это зло, оправдать которое не могут никакие прибыли. И, как гласит Кодекс, Джереми — любой, кто совершает насилие в отношении женщины или, не приведи Господь, ребенка, будет казнен самой же Семьей. То же самое и с наркотиками — любой, кто свяжется с ними, подписывает себе смертный приговор.
— Я знаю, — кивнул Джереми. — Я сам состоял во Внутренней Чистке…
— Тогда что же я тебе рассказываю, — хмыкнул Габриэль, отправив себе в рот ложечку желе. — Но где же твой ужин? Десять минут уже почти истекли…
В дверь негромко постучали.
— Ну наконец-то… Войдите!
— Да уж мы-то войдем, войдем!
Дверь распахнулась, и в комнату буквально ввалились два человека. Один был толст, словно бочонок — правда, этот «бочонок» был затянут в отличный костюм от Бешавро. На круглом лице толстяка сверкала улыбка. Звали толстяка Джанфранко Фини, и он был первым человеком в Семье Фини. Второй — болезненного вида субъект с покрытым глубокими морщинами лицом — именовался Гвидо Босси, и был одним из Отцов Семьи Босси, которой, кстати, и принадлежал «Эксельсиор». Гвидо тоже улыбался. Следом за ним вошли два стюарда, вкатившие в комнату столики, уставленные яствами. Их было намного больше, чем заказывал Габриэль — и при взгляде на них становилось ясно, что даже отличным поварам, которыми славился «Эксельсиор», пришлось основательно потрудиться, чтобы создать такое великолепие. А вино? Гвидо наверняка пожертвовал парой бутылок из своего личного винного погреба, который он пополнял самыми лучшими винами уже не много ни мало сорок с лишним лет, и который считался одним из главных «отличительных знаков» Семьи Босси. Стюарды, оставив столики, вышли, повинуясь чуть заметному движению руки Гвидо, а еще через секунду в комнату вошла девушка. Пышные темные, слегка вьющиеся, волосы, тонкие брови вразлет, темные глаза, опушенные длинными густыми ресницами, легкий румянец на гладкой матовой коже, сочные алые губы, словно вырезанные из цельного рубина… Узкое черное платье облегает тело, оставляя открытыми большую часть спины и руки.
— Габриэль, мальчик мой! — Джанфранко обнял Маруна так, что у того затрещали кости.
Не сдержавшись, Габриэль застонал.
— Осторожнее, медведь, — с улыбкой сказал Гвидо. — Ты же не хочешь убить мальчишку.
— О, Иисусе, прости старика, — Джанфранко тотчас же отстранился от Маруна. — Я и забыл, что ты еще не совсем пришел в себя…
— И не приду, если меня будут встречать так гостеприимно, — усмехнулся Габриэль, потирая рукой бок.
— Как я рад тебя видеть! — лицо Джанфранко сияло улыбкой. — Честно говоря, я не очень-то верил в то, что мы сможем вытащить тебя. Но ты здесь, Габри, мальчик мой, и это превосходно! Это нужно отметить! Гвидо, где это прекрасное вино, о котором ты прожужжал мне все уши?
Гвидо уже откупоривал бутылку.
— Кстати, Габриэль, что за фокусы ты тут вытворяешь с заказами в номер? В ресторане гостиницы для тебя заказаны лучшие блюда, а повара получили, так скажем, очень ценные указания по поводу того, как и чем тебя потчевать… А теперь они уж и не знают, что делать — плакать или смеяться. — Джанфранко указал на стол, где красовались чашки из-под бульона и тарелочки с недоеденным желе.
— А, — усмехнулся Габриэль, — за это я должен благодарить моего телохранителя, Джереми, которого, кстати, вы сами ко мне и прикрепили.
Гвидо и Джанфранко посмотрели на сопровождающего Габриэля парня так, словно впервые его увидели.
— Это не дело, — сказал Джанфранко, покачав головой. — По-моему, молодой человек с излишним рвением относится к своим обязанностям.
— И то правда, — кивнул Гвидо. — Прилететь на родину, и не спрыснуть это событие? Куда это годится?
— Подождите, — вскинул руку Габриэль. — Не стоит его ругать. Я думаю, он прав — пока мне еще рановато чревоугодничать. А то вдруг хуже станет…
Гвидо удивленно вскинул брови.
— То есть, ты хочешь сказать, что все это, — он указал на уставленный разносолами столик, — приготовлено зря?
— Ну, почему же зря, — Джанфранко подхватил с широкого блюда маленький бутербродик со светло-серой белужьей икрой и принялся жевать. — М-м, божественно!
