— Да, да, — Аштау сочувственно покивал головой. Глаза его смеялись. — И вас всех — сколько вас было человек? — отстранили от работы в интересах дела. Страхи ваши, подобно надеждам Пикерса, как выяснилось потом, были преувеличены. Слышал, слышал, как же! Но меня интересует другое: ты взял за оружие факты, которые лежали, так сказать, на поверхности, на самом виду. Почему? Это не в твоем характере.
— Да, действительно, — нерешительно сказал Бурри. — Но у меня были сомнения еще чисто этического порядка.
— Вот, вот, — оживился Аштау. — Это-то и интересно как раз. И ты их, конечно, не высказал?
— Видите ли, тут трудно подобрать разумные аргументы. Протест в этом плане носил у меня, если можно так сказать, инстинктивный характер... Все это напоминало мне посягательство на свободу личности — задолго до твоего рождения уже кто-то определяет, кем тебе быть — композитором, поэтом или математиком.
— Ну и к чему ты пришел?
— Но ведь проблемы этой и не существовало, это теперь уже доказано. Поэтому и сомнения мои отпали.
— А если бы она существовала? — Аштау с усилием приподнялся на локте и выжидательно посмотрел Бурри прямо в глаза. Бурри молчал.
— Ну? — Аштау почему-то волновался.
— Против был бы, — неохотно сказал Бурри.
Аштау неопределенно хмыкнул и облегченно откинулся на подушки.
— Все такой же! Ты упрям даже с собой, вещь в себе. Ты же ясно видишь, куда ты ступишь, так нет же: все что-то медлишь, насильно сдерживаешь себя, обдумываешь одно и то же по нескольку раз. И все это наперекор себе, заметь. В наш век стремительной мысли ты явление архаическое. Я бы назвал тебя тугодумом, не знай я тебя так хорошо. Но твоя, я бы сказал, инертность, — Бурри при этих словах почувствовал, как у него загорелись уши, — предохраняет тебя от скоропалительных решений. Не хмурься, это хорошо! Такие люди тоже нужны, даже необходимы. Существует такая опасность, когда много людей подпадает под обаяние идеи. В таких случаях... впрочем, все это не относится к делу.
Неожиданный приступ кашля потряс тело ученого. Лицо его побагровело, на шее резко проступили жилы. Бурри вскочил и бросился к двери. Аштау, прижимая одну руку к груди, махнул другой, приказывая Бурри вернуться.
— Я должен тебе сказать, зачем я тебя вызвал, — сказал он наконец, морщась и потирая грудь. — Ты слышал о Дамонте? Это один из руководителей Афро-Европейской группы нейрофизиологии.
Бурри кивнул.
Аштау задумчиво посмотрел на море, собираясь с мыслями.
Очевидно, погода портилась, потому что стал явственнее доноситься ритмичный шум разбивающихся о берег волн.
— В результате почти двадцатилетнего труда Дамонту удалось создать установку, которая действует подобно мозгу человека, но гораздо, неизмеримо мощнее. Мощность ее поистине колоссальна. Ну, это ты, надеюсь, знаешь. О работе Дамонта у нас говорится уже достаточно давно. Неожиданно другое — это предложение Дамонта о том, каким образом применять эту установку, названную им Великим Мозгом. По мысли Дамонта, она должна поддерживать с помощью биоэлектрической системы постоянную связь с мозгом каждого человека. Человек, таким образом, получает как бы дополнительный сверхмощный мозг. Сложнейшие мыслительные операции будут занимать секунды. Представляешь, что это такое? Отпадают проблемы, которые уже давно возникли в связи с ростом наших знаний вширь и вглубь, отпадает необходимость обучения, которое занимает сейчас значительную часть человеческой жизни. Нет, всего я не в силах выразить...
Не находя слов, Аштау покачал головой и посмотрел на Бурри со странным выражением восхищения и тревоги одновременно.
— Для рассмотрения этой идеи, которая названа проектом Единого Поля Разума, — продолжал он, — создана специальная комиссия, в состав которой включен и я. Но, как видишь, работать я сейчас не могу, и поэтому я рекомендовал тебя. Председателем комиссии утвержден академик Ранкама из Южно-Азиатской группы, он и введет тебя в курс дела.
— Но я ведь совершенно не готов к такой работе! — воскликнул Бурри. — Мои познания в этой области настолько скромны...
— Вздор! — перебил его Аштау. — В комиссии сто человек. Там найдется, кому заниматься специальными аспектами проблемы. А свою задачу ты определишь сам. Проект задевает все стороны жизни общества, и будь ты даже археологом, все равно тебе нашлось бы дело. А кроме того, на кого же мне перекладывать этот тяжкий груз со своих немощных плеч, как не на тебя!
Аштау улыбался. Улыбка его была бледной, какой-то вымученной. В эту минуту совершенно беззвучно открылась дверь, и вошел Шанкар.
— Сожалею, но я вынужден заявить о своих правах. Время истекло.
Аштау не стал протестовать. Он протянул Бурри руку и спросил:
— Ты куда сейчас, вещь в себе?
— У меня отдых, мы с товарищами договорились слетать в Альпы.
— Понимаю, отдых на лоне дикой природы... Это хорошо. Я вот тоже еду отдыхать. Кстати, куда мы едем, профессор?
— В Австралию, — сказал Шанкар, склоняясь над пультом видеофона.
— Ну, что ж, иди, Бурри, — грустно сказал Аштау, окидывая его испытующим взглядом. — Желаю успехов. Всегда!
— Выздоравливайте, учитель, — сказал Бурри, пятясь к двери, — и возвращайтесь скорее.
Аштау грустно улыбнулся и махнул рукой.
Бурри медленно спустился вниз, ощущая непонятную тоску, от которой хотелось, как в детстве, уткнуться лицом в теплые материнские ладони и заплакать.
Море, ставшее уже свинцово-серым, шумело глухо и угрожающе. А до самого горизонта были одни волны, они безостановочно шли и обрушивались на берег, и было непонятно, как не устает земля выдерживать их неиссякающую ярость.
2
Сон исчез мгновенно, словно непроницаемая завеса, окутывающая сознание, взвилась единым порывом, и мир реальности надвинулся вплотную. Комнату наполнял слабый мелодичный гул. Бурри поднял голову и увидел жемчужно мерцающий экран видеофона. Рядом с ним горел зеленый глазок — это работал излучатель будильника.
На ходу набрасывая на себя халат, Бурри подбежал к видеофону и нажал клавишу. Экран наполнился голубоватым светом, в глубине его проступило изображение Шанкара. Его всегда замкнутое лицо выражало сейчас отрешенную усталость.
С минуту врач молчал, глядя на Бурри невидящими глазами. Видеофон излучал тревогу. Чувствуя, как беспорядочными толчками забилась в висках кровь, Бурри бессильно опустился в кресло.
— Аштау скончался, — глухо сказал Шанкар, провел рукой по лицу и посмотрел на Бурри. — Все его друзья уже здесь и ждут только тебя, потому что Аштау пожелал, чтобы именно ты отправил его в последний путь.
