Позднее, на все вопросы и недоумения Биологиня отвечала одно: мальчика надо было спасать. Вы же слышали, какая у цыган высокая детская смертность?! Нам это на третьем курсе на лекции по гигиене рассказывали. С нами ребенку будет, по всякому, лучше. Отмыть, накормить, воспитать.
Ну, что правда, то правда. Вышло неплохо. Детство у Серёги – так его назвали новые мамаши – было хорошим. Деревня, экологически чистая пища, воздух, речка. Материнской любви, опять же, в двойном размере. Любили его Геологиня с Биологиней как родного. Приходилось, однако, прятать сокровище от чужих глаз. А вдруг цыгане в округе ходят, ищут – а не имеется ли по соседству мальчонки приблудного, смуглого да кудрявого? Сведут Серёгу со двора, как лошадь какую! Поэтому – береглись. Зашумит где поблизости машина, или собака залает – Серёга пулей летит в сарай и прячется в сено. Конечно, только пока маленький был, лет до пяти-шести. Как подрос – оно попроще стало, за столько лет цыгане, наверняка, уж и перестали его искать.
В школу Серёгу отправить тоже было невозможно, без документов-то. Учился он дома, чему попало. Писать-читать умел, хоть и не любил, а биологию с геологией знал вообще на отлично. Конечно, в крестьянском хозяйстве от геологии толку немного, но вот знать, с какой стороны, с точки зрения биологической науки, подходить доить корову – очень пригодится.
Да, была и корова, куры тоже были, иногда водились и кролики, которые по быстротечности своей мелкой жизни оставались безымянными, а вот корова – та имела собственное имя и даже номер. Звали её – Елизавета Вторая. Собаку еще держали, кобеля, породы «смесь дебила с крокодилом». Очень уж был он глупый и зубастый. Дворняге этой за ее вечно облезлый хвост дали кличку Лысенко, а в особо торжественных случаях добавляли еще и имя с отчеством, как у людей – Трофим Денисович.
Первое детское воспоминание у Серёги было такое: его купают в корыте, у старшей мамы руки большие и мягкие, она смеется, а в окно комнаты светит солнце. Воспоминание второе – он сидит в сарае в углу и боится идти домой, потому что обкакался в штаны. Кажется, его тогда лишь поругали нестрого, но точно он не помнит. И третье воспоминание, самое важное. Как он увидел собственный затылок.
Скажете, кто угодно может увидеть свой затылок, нужно лишь взять два зеркала? Но у Серёги-то никаких зеркал тогда не было! Да и откуда взяться зеркалам в сарае? Там была только лестница, деревянная лестница, забытая приставленной к чердачному окну. И Серёге, в его-то пять лет от роду, показалось очень интересным увидеть – а как же выглядит двор из чердачного окна? Родительниц поблизости не было, только глупый Лысенко дремал возле будки, но он-то ведь не расскажет, правда? Серёга принялся карабкаться по ступенькам, подтягиваясь и закидывая ноги чуть не выше головы, и добрался уже до шестой перекладины, но тут проснулся Лысенко и, заметив непорядок, коротко и сердито гавкнул. Серёга испугался, что на шум выйдет Геологиня, наплевал на свою затею и заторопился слезать, нога его соскользнула с гладкой деревяшки, лестница от толчка дрогнула, и верхний конец ее отошел от стены, заваливаясь на Серёгу. Ма!.. – пискнул Серёга, падая спиной вперед, а на второе "ма" времени уже не хватало – сейчас-то он и треснется, сердешный, головенкой о землю, и тяжеленная лестница накроет его сверху, прихлопнет, просто как комара!
Вот тут-то и увидел Серёга прямо перед глазами чей-то чернявый затылок. Макушка, уши, голова – какой-то мальчишка. Тоже на лестнице, вцепился в перекладину. Времени вдруг оказалось сколько угодно, никто уже никуда не падал, а все просто висели в загустевшем в момент воздухе – что лестница, что Серёга, что скакнувший от будки Лысенко. Серёга присмотрелся поподробнее и узнал сначала свои штаны и майку на мальчишке, потом царапину на руке, заработанную три дня назад в курятнике, а потом и себя самого, но как бы увиденного со стороны. Вот так фокус! Серёга посмотрел вниз, на себя первого, думая увидеть свои руки-ноги и сравнить их с номером вторым, однако не увидел ничего, одну пустоту. Тогда он обернулся посмотреть на Лысенку. Тот, оказывается, прыгнул, разметнулся в прыжке, да так и остановился в полете – лапы вытянуты, пасть открыта, глаза выпучены, и выражение у них умное-преумное! Хотя всем известно, что Лысенко дурак.
И тишина была в сарае – удивительная…
– Ну, так слазь теперь! – сказал кто-то в этой тишине.
– Я боюсь! – сказал Серёга, но понял, что ни чуточки не боится. Только не знает, как же можно слезть вниз, если у тебя ни рук, ни ног нету, а все они у постороннего мальчишки.
– Мать ругаться будет, – опять сказал кто-то.
– Я не хотел! – испугался тут Серёга и поскорее спрыгнул вниз. И второй Серёга тоже спрыгнул, только коленками и ударился. На земле немного соломы лежало, так что не очень больно и было. Серёга сразу вскочил на ноги, принялся ладошками солому со штанов стряхивать, и тут произошло все разом – Лысенко с лаем и хрипом налетел на него откуда-то сверху, повалив Серёгу опять на землю, а на Лысенко рухнула плашмя лестница, отчего тот сразу перестал лаять, а принялся визжать и скулить.
Распахнулась дверь сарая, и сердитый голос Геологини сказал:
– Ты зачем собаку убил, цыганская твоя душа?!
Но она ошиблась, Лысенко не умер, а только проболел неделю. Его взяли в дом, перевязывали тряпками и кормили с ложки, отчего Лысенко совсем загордился. Серёгу тоже лечили.
– А что такое душа? – спросил Серёга, когда ему в очередной раз мазали коленку йодом.
– Ну, с точки зрения биологической науки, – ответила мама-Биологиня, убирая пузырек обратно в аптечный ящик, – никакой души нет.
– Даже у цыганов? – удивился Серёга. Он давно уже подозревал, что сам он, непонятно каким образом, родился цыганом. Лысенко родился собакой, а Серёга – цыганом. Цыганёнкой.
– Даже у кого угодно, – уверила его Биологиня. – Душа это такое облачко, которое живет у тебя в груди, и говорит тебе, что такое хорошо, и что такое плохо. И душа видит все и все понимает. Только души все равно нет.
– А у собаки есть?
– У собаки тем более нет, – отрезала Биологиня. – Ни у собаки, ни у человека, ни у коровы. Когда человек умирает, оттого, например, что на него свалилась лестница, его душа вылетает наружу и летит искать другого мальчика, чтобы поселиться в груди уже у него. Если у мальчика будет душа, тогда он будет хороший мальчик. А без души – он плохой мальчик, злой, бездушный. Не будь таким.
– Ладно, – сказал Серёга, – не буду. А душа умеет говорить?
– Когда душа говорит, – отозвалась от стола мама-Геологиня, – это называется "голос совести". Он плохого не посоветует. Его надо слушаться.
