За стеной подруга Жеки отчаянным голосом наставляла любимого уму-разуму, но любимый где-то хватанул лишнего и на все упреки отвечал или “н-ну” или “э-э”. Отзвуки их нелепого диалога, словно стрелы, вонзались в мозг деда Николы. Дед накрыл голову подушкой, но вскоре ему сделалось душно и жарко. Заснуть не удавалось, он беспокойно ворочался с боку на бок. Намаявшись, отбросил одеяло и сел. “Сколько можно зудеть, фанера-гвозди?!” — зло подумал он о Жекиной знакомой и посмотрел на будильник. Будильник не тикал. Дед вспомнил, что вчера забыл его завести, потому что какой-то мужчина заморочил ему голову по телефону.
Дед Никола вышел в коридор. Подняв телефон со столика, он занес его к себе в комнату, сердито подталкивая длинный шнур ногой. Он набрал номер — дама отозвалась, и дед завел будильник, передвинув стрелки. “А где же тот шепелявый?” — подумал дед. Он повторил набор цифр — дама была настороже. “Где шепелявый?..” — еще более удивился дед Никола. Он решил, что вчера в темноте мог набрать не тот номер, по которому узнают время. Отсутствие мужского голоса заинтересовало его, он даже отвлекся от своих недугов. Он набрал наугад несколько номеров, но услышал только прерывистые сигналы. Деда Николу разобрало любопытство. Он стал накручивать диск аппарата, перебирая разные комбинации цифр. Попадал к сердитым абонентам, приходилось извиняться, но до мужчины, сообщающего время низким, слегка шипящим голосом, так и не дозвонился.
Ночью ему не спалось: как-то само собой получилось, что дед Никола отправился по тропинке памяти в глубокие дебри минувшего, удивляясь подчас неожиданным открытиям, которые совершались на этом обратном пути. Иногда не верилось, что припоминаемое и впрямь происходило с ним: тогда дед тянулся к тумбочке, доставал заветную шкатулку с письмами, фотографиями, разными предметами, излучающими нечто родное и успокаивающее, и находил какое-нибудь материальное подтверждение собственным мыслям. Но эти немые свидетели его бытия не умели сочувствовать — они ничего не ведали ни о его счастье, ни о страданиях, ни о чудесном огне, который зажигали когда-то в душе надежды, ни о горечи, оставленной несбывшимся. Напомнить об этом могли только люди, с которыми бок о бок была прожита жизнь, а таких людей дед Никола давным-давно рядом уже не видел. Бывали печальные минуты, когда ему казалось, что он как бы и не жил на белом свете — все меньше подтверждений своему прошлому он замечал вокруг. Он вдруг вспомнил, что был женат. Когда автомобили в их городе можно было пересчитать по пальцам, первая жена погибла в аварии. Со второй развела война. В третий раз дед Никола жениться не стремился — что-то в душе, необходимое для этого, разрушилось. После жестокого приступа ностальгии по былому, дед Никола отчетливо понял, что и сам он медленно исчезает. И тут он вспомнил про телефонного “шепелявого”, который был и куда-то пропал.
Дед записал на оторванном календарном листке комбинации цифр, которые еще не испробовал. Согнувшись у настольной лампы, долго смотрел на выписанные столбиком номера и постукивал по столу авторучкой. Комбинации цифр выглядели просто и вместе с тем странно: никогда в жизни дед такими номерами не пользовался. Потом он вдруг подумал, что вчерашний выход на канал “шепелявого” мог произойти вовсе не от того, что он ошибся номером. Возможно, он набрал верный номер, но случайно набрал его как-то по-особенному… Поразмыслив, дед пришел к выводу, что “сбой”, скорее всего, произошел на второй цифре, потому что первую цифру обычно набираешь более внимательно.
Не удержавшись, дед перенес телефон на диван, устроился поудобнее и для начала набрал обычный код службы времени.
Ответила дама.
Дед повторил вызов, но уже с некоторой задержкой поворота диска при наборе второй цифры. И тогда из трубки раздалось:
“М-м…”. Это был мужской голос. Дед Никола затаил дыхание.
— Два часа, тридцать минут, восемь секунд, — сообщил мужчина.
Дед нажал рычажок и прервал связь. Он принял капли, а затем снова набрал прежний номер, притормаживая диск.
— М-м… — прошуршало издалека.
Дед возликовал: поворот диска следовало замедлять, когда палец двигался между шестеркой и тройкой!
— Два часа, тридцать три минуты, четырнадцать секунд, сто пять миллисекунд, — сказал голос.
Дед Никола зажмурился.
— Куда я попал? — спросил он.
— Никуда.
Дед взволнованно глотнул воздух.
— Что? — спросил вдруг мужчина.
— Ничего, — ответил дед Никола.
Наступила пауза.
— Простите, вы кто? — спросил дед.
Мужчина в трубке простуженно кашлянул. Дед подождал немного и спросил снова. Мужчина кашлянул погромче.
— Говорить не хотите?.. Извините.
— Почему же, отнюдь, — вдруг отозвался шепелявый. — Меня так зовут.
Дед задумался.
— Если я правильно понял, то вас зовут…
И дед тоже суховато кашлянул.
— Не так, — возразил мужчина. — Это не мой спектр.
— Извините, не получается по-вашему, — на всякий случай сказал дед, допустив, что разговаривает с иностранцем.
— Ладно, — сказал голос. — Тогда зови меня Карх.
— Хорошо, — согласился дед. — Скажите… э-э… Карх… Вероятно, я разбудил вас? Мне-то, знаете, не спится…
— Нет.
— Значит, не помешал?.. А вы, наверное, на работе?..
— Нет. Карх уже сделал все. Теперь Карх просто ждет.
— Понятно, — дед облегченно вздохнул: разговор, кажется, налаживался.
— А меня зовут Никола.
— Карх запомнит.
Дед записал имя незнакомца на листок календаря, а потом поинтересовался:
— Послушайте, Карх, почему вы не идете домой, если сделали свою работу?
— Куда же идти? Здесь очень удобно.
— Вы, наверное, на телефонной станции?
— Карх тут. В линии.
— В линии?
— Да. В междукристаллическом пространстве.
Дед Никола решил, что наконец угадал, с кем имеет дело: он представил себе комнату, где сидел артист, окруженный множеством телефонных аппаратов. Артист рассказывал всем желающим небылицы, и, разумеется, не даром: теперь по почте придет счет и нанесет коварный удар по дедову пенсионному бюджету.
— Карх не артист, — успокоил шепелявый мужчина. — Карх полярный робот.
Дед не знал, что ответить, поэтому из вежливости сказал:
— Очень приятно познакомиться.
— Не знаю, — почему-то усомнился тот, которого звали Карх.
Дед задумался. Теперь ему представилась совсем другая комната, далекая и темная, на Северном полюсе, в которой стоял, подобный стальному сейфу на лыжах, полярный робот, внутри которого глухо ворчал мотор, а на боку медленно крутились покрытые инеем шестеренки.
