Они стояли на площади перед Стеной плача в толпе, смотрели поверх голов на огромные древние камни, в стыках между которыми уже выросли небольшие деревца, и Иосиф неожиданно сказал:
— Рая, я понял теперь, почему это место — святое.
— Ты лучше выведи нас отсюда, — сказала жена, — а то раздавят.
Но уйти оказалось труднее, чем добраться. Народ все прибывал, в толпе поговаривали, что вот-вот начнутся массовые беспорядки, и поселенцы пойдут громить арабов, но дальше разговоров дело так и не пошло, и потому, дождавшись грандиозного фейерверка, люди начали понемногу расходиться. Добираться до Офакима было уже поздно, и семейство Лямпе остановилось на ночлег у Гуревичей, олим из Риги, известных лозоходцев и сенситивов.
— Я понял теперь, почему это место — святое, — повторил Иосиф за ужином, когда хозяин усадил гостей в углу салона, где располагалась благоприятная для здоровья геофизическая аномалия. Иосиф лично проверил это место и убедился: да, влияет отлично.
— Только теперь? — удивился хозяин дома. Он посещал семинары по истории еврейского народа, по знакам Торы, по связи Торы с наукой и еще несколько мероприятий как просветительского, так и исследовательского характера, и потому слова Иосифа показались ему лепетом дилетанта. Такого от своего гостя он не ожидал.
— Да, — твердо ответил Иосиф. — Я чувствую. Вот здесь.
Он показал правую руку от ладони до локтя. В подробности вдаваться не стал, ему вовсе не хотелось рассказывать о том, что, когда его сжимали в толпе у Стены плача, он почувствовал резкую боль в обеих руках, а потом от затылка побежала струйка энергии, будто вода, стекающая на землю. Энергия легко прошла по левой руке и растаяла, а правая будто онемела. Иосиф не мог ни разогнуть ее, ни даже пошевелить пальцами. Более того, рука, будто у бронзового памятника, указывала куда-то в сторону города Давида. А потом побежали мурашки, да так и бежали до сих пор — от ладони к плечу и обратно.
— Рая, — сказал он жене, когда на следующий день семейство Лямпе возвращалось в Офаким, — меня до сих пор ведет.
— Кто? — спросила Рая, со вчерашнего дня видевшая, что супруг не в себе.
— Не кто, а что. Биоконденсатор.
И все. Понимай, Рая, как хочешь, потому что ни слова больше старший Лямпе не проронил до самого дома. Да и дома не был многословен. Поздоровался с матерью и уселся у окна.
Пустыня его успокаивала.
Вы не пробовали смотреть в телескоп на муху под потолком? Нет, конечно: во-первых, вы еще не сошли с ума, а во-вторых, откуда у оле деньги на телескоп? Значит, вам не понять мятущейся души Иосифа Лямпе. О телескопе я сказал для аналогии. На самом деле Иосиф решил приобрести рентгеновский аппарат. Семья, конечно, не голодала (как утверждает Сохнут, никто в Израиле с голоду не умирает), но ведь ребенку нужна новая обувь, а матери — слуховой аппарат, не говоря о жене Рае, которая уж и забыла, когда в последний раз надевала обнову. Рентгеновский аппарат стоил не очень дорого — семь тысяч двести. Долларов, однако. А курс нынче сами знаете какой, в 2022 году был ненамного ниже.
С отцом семейства не спорили. Наверняка Рая плакала в подушку, но ей и в голову не пришло сказать слово против воли Иосифа (всем бы семьям этакое единодушие). И взяли ссуду в банке «Леуми», и отправили заказ, и спустя полтора месяца получили небольшой контейнер. Аппарат был американский, фирмы «Кричтон», очень удобный при просвечивании грудной клетки. Для тренировки Иосиф получил прекрасные снимки Раи, дочери Маи и матери Хаи, но вставить фотографии в рамки и развесить в салоне ему все же не разрешили (не жена, кстати, и не дочь, а хозяин квартиры Симантов, на дух не переносивший никаких изображений, пусть и абстрактных, на стенах принадлежавшей ему жилплощади).
— Вот и все, — сказал Иосиф, закончив тренировочные сеансы, и глубоко вздохнул. Он-то знал причину.
То, что происходило в течение трех дней, начиная с воскресенья 12 сентября 2022 года, жители города Офаким (название, как вы помните, условно) запомнили надолго.
Оле хадаш с Украины заказал у другого оле грузовичок, погрузил (лично, хотя и семь потов сошло) в кузов некий аппарат с хоботом и ездил по улицам, площадям и окрестностям города, останавливая машину в неожиданных (для водителя, который никогда не знал заранее, когда и где последует команда «стоп») местах. На остановках Иосиф перебирался из кабины в кузов, настраивал аппарат по одному ему известным соображениям, глядел в окуляры и произносил стандартную фразу: «Гоп-стоп, опять двадцать пять». После чего отключал прибор от генератора, перебирался в кабину и командовал: «сто метров вперед, потом направо». Если через «сто метров вперед» оказывался забор, Иосиф огорчался и давал другую команду.
Семейный бюджет от всего этого претерпел катастрофический урон, поскольку владелец грузовичка, он же водитель, требовал оплаты шаот носафот, будто был не свой брат оле, а урожденный сабра. Не знаю, как бы закончилась эта история, если бы Лямпе потратил последний шекель прежде, чем получил от рентгеновского аппарата нужную ему информацию.
Произошло это вечером, во вторник, 14 сентября. Грузовичок как раз стоял на людной в это время площади Моше Даяна. Народ глазел, хихикал и время от времени бросал в экспериментатора апельсиновую кожуру.
— Все! — объявил неожиданно для всех Иосиф Лямпе, записал в тетрадку какие-то цифры, спрыгнул с кузова на асфальт и пошел домой, нимало не заботясь о судьбе аппарата, грузовичка и водителя. Объясняться с хозяином машины и распоряжаться судьбой рентгеновского аппарата пришлось Рае, что она и сделала с присущим ей тактом и умением. Во всяком случае, в дальнейшей истории ни один из этих трех предметов не упоминается.
Вы знаете, что такое хобби? Это когда вы делаете нечто, и никто не спрашивает — почему, ибо все знают, что ни ваше занятие, ни любые вопросы никакого реального смысла не имеют. Потому ни жена Рая, ни дочь Мая, ни мать Хая не спрашивали Иосифа, за каким чертом он лишил семью последнего куска хлеба.
Он сам это сказал, но вовсе, кстати, не им, жертвам его увлечения, а раву Бен Зееву, руководителю иерусалимской иешивы «Ор мешамаим». Иосиф отправился в Святой город на следующее утро, 15 сентября, оставив трех женщин самих заботиться о хлебе насущном. Иврит у Иосифа был на уровне его же французского, на котором он с блеском умел говорить «се ля ви» и «шерше ля фам». Поэтому объяснялся Иосиф с равом на идиш, которому его в детстве обучал дед по отцовской линии.
— Произошло это в три тысячи сто сороковом году от Сотворения мира, — сказал Иосиф раву, когда служитель культа, расспросив посетителя о семейном положении и отношении к иудейской вере, попросил перейти непосредственно к цели визита. — Небесное тело двигалось по пологой траектории к поверхности Земли и почти параллельно экватору. Вы слышали о черных дырах, ребе?
