Сокрытый в древних каньонах возвышенности площадью с Памир, врезанный в каменную плоть планеты, как драгоценный паразит, сияет город Маргарита. С орбиты она смотрится изломанной паутиной камня, огня и хрусталя. В её бесчисленных жилищах совершается бессчётное количество людских дел, недобрых, злых, благих, и если бы я описал, какими, сколькими делами занимаются жители хотя бы одного, не самого оживлённого из её тысячи районов, у меня не хватило бы бумаги в моей новой записной книжке.
Маргарита — чистая и суровая хозяйка. Она придумала немало путей избавления своего безупречного тела от нежелательных, недобрых клеток, от вредоносных, лишних граждан. У неё есть множество способов личной гигиены, и все они отличаются той свойственной ей жизнерадостной радикальностью, которая сделала её притчей во языцех в разношерстном сообществе Вавилона. Среди её бесчисленных жилищных блоков есть несколько особых муниципальных комплексов, о которых обитатели остальных помещений города, как самых скромных, так и богатейших, предпочитают позабыть. Эти комплексы называются евтаназиями. Руками их персонала Маргарита избавляется от некоторой части своих ненужных жителей. Джон-Корсо-евтаназий, самый разрекламированный, самый звёздный, знаком международным массам. Он — из тех полных света и комфорта гуманитарных заведений, в которые клиенты приходят только добровольно.
* * *
Сан был, наверное, безумен, пьян или под действием наркотика. Я продолжал смотреть ему в глаза. Когда он понял, что я вовсе не собираюсь броситься ему на шею; когда истина о его положении и о наших с ним неоплаченных счетах просочилась из-под опиумной завесы его грёз, он снова ухитрился причинить мне боль. Да, он опять сумел, опять же дьявольски легко. На его лице обозначился некий внутренний процесс. Он вспомнил, кто я, ему — всё это было видно, словно на ладони — пришло на ум, что надо чем-то компенсировать его давнишние поступки, а то я ведь могу всё ещё быть обижен… Он нерешительно пошевелил плечом, и не успел я сказать слова, как он уже протянул мне подарок.
Он отдавал — не деньги, нет; сунь он мне медную монетку, я дал бы волю кулакам. Грех был бы мне отпущен до того, как его синяки начали бы сходить. Он отдавал мне самое ценное, чем он владел. Это был синий пластиковый крест. На нём был номер. На аукционах такие кресты идут за очень неплохие деньги. Висящая на медной порванной цепочке, эта штука пережила последнюю войну и гибель государства, отлившего все эти синие дешёвые кресты, чтоб вешать их на шеи пленным перед казнью.
Он сохранил свой крест. Он мне его дарил, проклятенькую штуку, надетую ему на шею палачом в камере пыток. Безбожное воспоминание о нашей общей родине. Они сработали отлично, он и армии таких, как он; нет больше империи зла, нет больше полных трупов рвов, застенков, камер пыток, нет айнзацкоманд, вешающих пластиковые кресты на шею обречённым на Спасение. Нас больше нет; погиб эксперимент тысячелетия. Мир выжил, мир очнулся от кошмара и нырнул в курортные моря прогресса, мир подался на бесконечный shopping walk в такие города, как Маргарита, где багаж перевозят золотистые дроиды, а кто-нибудь вроде Идена самозабвенно заботится о безопасности; мир сел на милые скамейки, которые ночами разогреваются до солнечных температур — на них уже поджарились немало сотен глупых нищих, вот вам те самые аутодафе — и вкусил сок бессмертия. Ну, на здоровье, чёрт вас всех возьми.
Я взял крестик, прикоснувшись к его жёлтой ладони. Его рука не просто дрожала — она качалась, словно ветка на ветру. Его взгляд был неточен, дыхание неглубоко, а мозги явственно разрушены какими-то пакостными субстанциями. Это были абсентные, наркотиковые, насквозь пронюханные и пропитые мозги. Наномашины восстанавливают плоть, но вот утерянные клочья памяти они вернуть не в силах. Или не в желании. У них, разумных крохотных машин, живущих во вселенных людских тел, кроме программ, наверняка есть свои принципы.
Чёрно-серый капитан секуридад неслышно выступил из-за моей спины.
— Документы.
Это проверка. Я молча предъявил билет и паспорт.
С ним была женщина-секуридад. Телепат: с непокрытой головой. На её аккуратной груди был элегантный psi-значок. Она была удивительно красива, белокожая, высокая и стройная, с большими карими глазами и тяжёлой шапкой медвяных волос, чуть не касающихся плеч.
Капитан повернулся к сидящему на лавке.
— Ваши документы.
Сан продолжал молчать. Он даже не забеспокоился, и меня охватило чувство нереальности происходящего. Капитан всё ещё держал в руке мои бумаги и не выказывал готовности мне их отдать. Неужели он не видит, что этот человек на лавке не в себе?
И тут я понял, что он видит. Он всё прекрасно видит. Он только показался мне безликим бюрократом. Не выше меня ростом и незначительно стройней, он, как и все его коллеги, был облачён в лёгкий боекомплект с закрытым чёрным шлемом. Однако же чем больше я к нему присматривался, тем ясней проступало в нём то отличительное, что делало его не просто полицейским, а своего рода шаблоном, по которому Маргарита меряла остальных своих секуридад. В его тяжёлых каменных плечах была уверенная, роботная сила. Это была поза железной правоты. Передо мною стоял Айрон Иден.
А я не испугался. Я в жизни не боялся змей. Их надо просто обходить, а встретившись с ними лицом к лицу — не делать резких движений. Всё ещё существовал шанс, что это просто-напросто проверка. Ну да; капитан Иден на неделе досматривает космодром. Как глупо вышло. Но ещё есть шанс. У меня нет с собой ничего нелегального. Секреты Ордена и список новообращённых погребены глубоко в моей памяти; конечно, телепатка… но даже ей придётся покопаться. К тому же ей нужен приказ…
— Анна.
Иден кивнул в сторону женщины, не удостоив её взглядом. Целое жуткое мгновение я думал, что она полезет в мою голову. Потом она шагнула мимо — пахнуло нежной женской кожей и чистотой боекомплекта — и положила руку на голову Сана.
Иден был неподвижен, словно статуя. Его глухая маска смотрела одновременно на всё. Я не мог выдержать этот взгляд, а Сану было всё равно. Он подался навстречу женщине и уставился вдоль её руки на её небольшую грудь. А она в это время перебирала хлам его воспоминаний, выискивая всё, что может стать поводом для ареста.
Она нашла. Она нашла немало, и найденное ей настолько не понравилось, что по её лицу прошла тень отвращения. Сан попытался было коснуться её, но она сделала шаг прочь, неспешно и с достоинством, как полагается секуридад, и его рука неловко повисла в воздухе. Я стоял и старался не дышать, надеясь, что у брата Августино хватило ума не привлечь к себе внимание. Двойной проверки нам не выдержать.
