— Что, не помнишь? — разочарованно спросил бывший стационарник. — А мне говорили, что ты отличник. И я даже думал, ты прямо на экзамене что-то подскажешь, если надо…
— Говорил я тебе, не учи так много, переучишься, — пробормотал староста. — А то не хватало ещё, чтобы ты оказался не готов к экзамену. Ты же у нас остался последний отличник на всю группу…
— Что, серьёзно Кламонтов к экзамену не готов? — донёсся сзади eщё чей-то голос — и тоже словно из призрачного далека. — И что теперь будет?
— Нет, подождите… Понимаете, я вообще, когда готовлюсь к экзамену — бывает, что не могу вспомнить всё по порядку, вопрос за вопросом, билет за билетом, как ни стараюсь. А на экзамене возьму билет — и всё сразу всплывает в памяти… — ответил Кламонтов уже больше для собственного успокоения, и даже не очень обращая внимание, слышит ли его кто-нибудь. Хотя… — Нет! — тут же возразил он себе. — Надо вспомнить! Надо! Итак, общественно-экономическая формация… Потребительная стоимость… Деньги-товар-деньги… Купон — не деньги — не товар… Нет, не то… Единичное, общее, особенное… Искусство как форма… Хотя что же тогда как содержание? Или нет… Каждая прямая и каждая плоскость есть не совпадающее с пространством непустое множество точек…
Говоря это, Кламонтов не заметил, как его голос постепенно перешёл в шёпот, а затем во внутреннюю речь, так что хорошо хоть, последних из этих слов однокурсники не слышали. Но что с того — если сам он не мог совладать со своей памятью? Крутились отдельное термины, формулы, обрывки определений, перед внутренним взором плыли, перекрываясь и путаясь, страницы учебников с разными иллюстрациями, таблицами, диаграммами и графиками — но то, что нужно сейчас, не вспоминалось? И хотя он по-прежнему не мог понять, что происходит — вдруг понял: в таком состоянии экзамен не сдать. Если только он не соберётся, не мобилизует силы…
— Ну что, вспомнил? — спросил староста, видно, так и не понявший состояния Кламонтова.
— Загляни в учебник, пока ещё можно, — посоветовал тот же голос сзади. — А то там уже философ зашёл в аудиторию, раскладывает билеты. А он позавчера предупредил, он ждать не будет.
— Точно, — произнёс в ответ ещё кто-то. — И как раз начнёт с вашей первой группы. Вы же ещё вчера по плану должны были сдавать. Вот сразу — прямо, как есть в списке, и пойдёте…
— Как… уже? — не вполне осознав услышанное, переспросил Кламонтов. Он думал — в запасе есть хоть немного времени. Но если по списку в групповом журнале — который начинался с подгруппы проходящих специализацию на кафедре физиологии человека и животных, а в ней фамилия Кламонтова стояла четвёртой — то времени практически не оставалось. Хотя — ещё что-то было странно, не сходилось — и он не мог понять, что с чем. Или только казалось от переутомления…
— Разве уже? — староста недоуменно оглянулся, потом посмотрел на часы. — Действительно, что ж это он так рано? Всего 8. 43. Я думал, можно ещё полистать учебник…
— Нельзя уже полистать учебник! — вдруг загремел (но тоже странно призрачно) на весь коридор голос преподавателя философии, а затем и сам он появился из-за распахнувшейся двери ближайшей аудитории. — Сами напросились сдавать экзамен двумя группами в один день, так и не жалуйтесь теперь! Имели время всё выучить! Я один, а вас сколько? Чуть ли не семьдесят! Так что давайте начинать. Староста первой группы, где журнал? И быстро, чтобы не терять времени — пять человек, первых по списку, заходите!
— Пять человек, первых по списку… — растерянно повторил староста, отдав философу журнал, и тут же вернулся. — Слушайте, а кто ещё видел хоть кого-нибудь из физиологов, кроме Хельмута? А то я смотрю — тут из нашей группы одни генетики…
— Ну, Хельмут, не подведи, — кто-то, до сих пор ничего не понявший, подтолкнул Кламонтова сзади в плечо.
— Я… Да вы что… Я сейчас… ещё не готов… — сорвалось со вдруг пересохших губ Кламонтова. — Откуда я мог знать, что экзамен начнётся так рано…
— Так, а что же делать? — забеспокоился староста. — Ну сам видишь — из вашей подгруппы ты один, больше никого! А надо же кому-то идти первым…
— Ну сколько вас ждать? — поторопил философ. — Первая группа, подгруппа физиологов, которая по расписанию ещё вчера должна была сдавать экзамен! Где вы?
— Хельмут, ну что ты переживаешь? Ты же отличник, ты же всё выучил! — стали уговаривать Кламонтова обступившие его студенты. — А то он ещё подумает, что у вас в подгруппе забастовка…
— Забастовка? — переспросил философ. — Если я вас верно понял, в подгруппе физиологов забастовка? Ну знаете ли, это не в ваших же интересах, — философ недоуменно развёл руками. — По расписанию половина из вас уже могла — и должна была — сдать экзамен ещё вчера, но вы сами просите перенести его на сегодня, я иду вам навстречу, соглашаюсь — а вы сами же и не являетесь! И по какому случаю забастовка?
— Да нет, я ничего такого не знаю! Наверно, они просто ещё не пришли! — поспешно заверил староста, и снова повернулся к Кламонтову — Ну, Хельмут выручай… А то видишь, вся ваша подгруппа может оказаться виноватой… А тебе-то это зачем?
— Ну что ж, будем считать — подгруппа физиологов в полном составе на экзамен не явилась, — с холодным безразличием констатировал философ. — И пусть они потом сами оправдываются перед вашим деканатом — а мы пока начнём с подгруппы генетиков…
— Нет, подождите! Я из подгруппы физиологов! — неожиданно для себя решился Кламонтов. А то разбирательство вокруг забастовки — было куда серьёзнее, чем провал на экзамене… И хотя он тут же сообразил, что это было лишь чьё-то внезапное предположение — ни о какой забастовке сам он не знал — теперь ему осталось только последовать за философом в аудиторию, где должен был проходить экзамен.
«А если провал? — гулко отдавались в голове Кламонтова его же мысли. — И тогда — пересдача… А ведь нигде ещё ничего не пересдавал — ни в школе, ни здесь. Всё — с первого раза… Или просто признаться, что нездоров, и уйти? Но потом заново зубрить всю эту чушь… И так-то чего стоило запомнить — и что, зря? Опять часами сидеть над тем же учебником? Тем более, на той сессии ещё сколько всего сдавать… Или рискнуть сейчас, просто чтоб избавиться? Рискнуть… А если тройка? И её потом уже не исправишь… Двойка — хотя бы возможность пересдачи, а тройка сразу ставится в зачётку — и всё, больше не отличник. С таким успехом мог сдавать всё на тройки с самого начала…»
— Так… Это кто у нас — Кламонтов? — механически-задумчиво переспросил философ, раскрыв его зачётку. — Какой билет?
— Восьмой, — дрогнувшим голосом ответил Кламонтов — и только тут понял, какую глупость сделал… Оказывается, он уже как-то автоматически, отработанными на всех предыдущих экзаменах движениями, успел протянуть зачётку и взять со стола билет. И пока это дошло до него, он уже садился за третью парту среднего ряда.
