Камера телеприемника приблизилась к идущим, выделив среди толпы две четы, оглядывавшиеся на спутников и дальше на город со странным смешением тревоги и удальства. Все четверо были одеты в одинаковые ярко-желтые накидки, расцвеченные извивами черных змей с зияющими пастями.
Каждый из мужчин подал руку своей спутнице. Продолжая двигаться боком к лестнице, они вдруг запели, вернее – пронзительно заголосили. Вызывающий напев подхватили все сопровождавшие.
Чеди Даан, Фай Родис и Тивиса Хенако, лучше всех овладевшие языком Торманса, стали напряженно вслушиваться. Щелкнул специальный фильтр звукозаписи, модулирующий учащенную неразборчивую речь.
– Они воспевают раннюю смерть, считая ее главной обязанностью человека по отношению к обществу! – воскликнула Тивиса Хенако.
Фай Родис молчала, наклонившись к экрану, как делала всегда, пораженная чем-либо виденным. Чеди Даан закрыла ладонями лицо, повторяя наспех переведенный напев, мелодия которого сперва понравилась землянам.
«Высшая мудрость – уйти в смерть полным здоровья и сил, избегнув печалей старости и неизбежных страданий опыта жизни…
Так уходят в теплую ночь после вечернего собрания друзей…
Так уходят в свежее утро после ночи с любимыми, тихо закрыв дверь цветущего сада жизни.
А могучие мужчины – опора и охрана – идут, захлопывая ворота. Последний удар разносится во мраке подземелий времен, равно скрывающих грядущее и ушедшее…»
Чеди оборвала перевод и, удивленно взглянув на Фай Родис, добавила:
– Они поют, что долг смерти приходит на сто первом году их жизни. Или по их второму календарю Белых Звезд, который не отличается от нашего, после двадцати пяти лет. Этих четырех провожают в Храм Нежной Смерти!
– Как может существовать такое общество? – забыв приличия, негодующе вскричала Олла Дез. – Чем выше социальная структура и наука, тем позднее созревает человек.
– Потому-то мы, биологи, прежде всего еще с древности ЭРМ поставили целью продление жизни, вернее, молодости, – сказала Нея Холли, не отрывая взгляда от поднимавшейся по ступеням процессии тормансиан.
– У нас человек из-за сложности жизни и огромного объема информации считается ребенком до подвигов Геркулеса. Еще двадцать лет продолжается юность, зрелость наступает лишь к сорока годам. Затем перед нами семьдесят лет, а то и целый век зрелости, полной энергии, могучего труда и познавания жизни. Вместо десяти – двадцати лет, как в древности. Раньше человек считался старым к сорока годам. Я была бы старухой, – сказала Фай Родис.
– И человек умирал, так и не узнав ничего о многообразии и красоте мира! – возмущенно отозвался Вир Норин. – Но в такой древности, когда девяносто процентов людей не умели даже читать, это не удивительно. Долгая жизнь была обременительна, просто не нужна. Умиравших в молодости называли любимцами богов. Но на Тормансе довольно высокая техническая цивилизация. Как же могут они срубать деревья, еще не давшие плодов? Это безумие и гибель!
– Вир, вы забыли, что перед нами не коммунистическое и даже не социалистическое общество, а классовая социальная структура. По-моему, чудовищный обычай ранней смерти имеет прямое отношение к перенаселенности и истощению ресурсов планеты, – возразила Родис.
– Понимаю, – сказала Чеди, – ранняя смерть не для всех!
– Да. Те, кто ведет технический прогресс, должен жить дольше, не говоря уже о правящей верхушке. Умирают не могущие дать обществу ничего, кроме своей жизни и несложного физического труда, то есть не способные к высокому уровню образования. Во всяком случае, на Тормансе два класса: образованные и необразованные, над которыми стоят правители, а где-то между ними люди искусства – развлекающие, украшающие и оправдывающие.
– Они тоже не умирают в двадцать пять лет! – воскликнула Олла Дез.
– Естественно. Но, пожалуй, для артистов, там, где требуется молодость и красота, предел жизни немногим больше, – ответила Фай Родис.
А в ТВФ звездолета загремела резкая, дико ритмическая музыка, сменявшаяся напевами марша, то есть согласованного ритмического хода множества людей. Взвизгивающие звуки неведомых инструментов перебивали едва уловимую нить скачущей и суетливой мелодии. Начинался фильм.
По просторам высокотравных степей тянулись неуклюжие повозки, запряженные рогатыми четвероногими, похожими на земных жвачных, не то антилоп, не то быков. Верхом на более длинноногих, напоминавших оленей животных скакали дочерна загорелые тормансиане, размахивая топорами или механизмами, аналогичными огнестрельному оружию древности Земли. Всадники неустрашимо отбивались от стай ползучих коротколапых хищников, скопищ ужасных змей с высокими, сдавленными с боков головами. Иногда на повозки нападали такие же всадники, стрелявшие на полном скаку. В перестрелке погибал или ехавший по степи караван, или нападавшие, или те и другие вместе.
Земляне быстро поняли, что смотрят фильм о расселении тормансиан по планете. Неясным осталось, кто такие нападавшие разбойники. Их нельзя было считать аборигенами планеты, так как они ничем не отличались от переселенцев.
Фильмов, постановок и картин на тему о геройском прошлом, о покорении новой планеты экипажу «Темного Пламени» пришлось увидеть множество. Яростные драки, скачки, убийства чередовались с удивительно плоским и убогим показом духовной жизни. Повсюду и всегда торжествовали молодые мужчины, наделенные качествами, особенно ценными в этом воображаемом мире развлекательных иллюзий. Драчливость, сила, быстрая реакция, умение стрелять из примитивного оружия в виде трубки, из которой силой расширения газов выталкивался увесистый кусочек металла.
Подобные темы повторялись в разных вариациях и очень быстро надоели землянам. Все же они продолжали смотреть их из-за кусочков подлинной хроники древних времен, нередко вкрапленных в глупейший сюжет. В старых обрывках проглядывало лицо девственной и богатой жизнью планеты, еще не тронутой вмешательством человека. Такой же, только с еще более могучей животной и растительной жизнью, была доисторическая Земля. Повторялась картина, некогда известная в земной истории во время заселения Америки белой расой. Пионеры по периферии, вольные, необузданные, плохо соблюдающие законы, и хранители веры и общественного порядка в обжитых центрах. Затем обуздание пионеров до полного подавления вольного общества. И неспроста столица планеты называется городом Средоточия Мудрости. Это имя возникло в пионерские времена освоения планеты Торманс.
На Тормансе изначально степи преобладали над лесами. Природа планеты не породила животных-гигантов, вроде слонов, носорогов или жирафов Земли. Самыми крупными из наземных четвероногих считались рогатые твари размером со среднего земного быка, ныне уже исчезнувшие. Колоссальные стада быкоподобных и антилопообразных существ некогда наводняли огромные степи. В мелких, прогретых лучами красного солнца морях кишели в сплошных чащах водорослей рыбы, поразительно схожие с земными.
