Ознакомительная версия.
Лео, тот, что ему помогает — мускулистый и очень симпатичный, и даже Август напряженно всматриваются куда-то вдаль, но из-за веток со своего места мне ничего не разглядеть.
— Там целая толпа Стражей. — шепотом поясняет мне Август. В его голосе я чувствую вину, но не имею права ему сочувствовать. Предатель!
— Они все направляются к мосту. Переждем в безопасном месте. — говорит Лео своему приятелю, и я задумываюсь — какой у них план? Ну да, пытаться проникнуть в Византию вечером и даже ночью, это глупо, мост слишком хорошо охраняется, но тогда, куда они меня отвезут, что это еще за «безопасное место»?
Начинаю второй лист. Пишу в каждой строчке, потому что хочу написать больше, чтобы ты ощущала себя частью происходящего, мне самой от этого легче. Мы продолжили путь и сейчас проезжаем по двухсторонней дороге, пронизывающей жилой комплекс Окраины. Полагаю, раньше народу здесь была тьма, а сейчас…
О, моя дорогая подруга, ты бы только это видела! Невыносимо… Тут повсюду разбросаны вещи, люди пытались забрать с собой хоть что-нибудь, но им не позволили остановиться. Невыносимо, невыносимо, невыносимо! Такое чувство, что я слышу сотни криков и стонов на этих опустевших улицах, вижу заплаканные лица детей. Как такое возможно? Человечество изобрело бессмертие, но неужели в обмен на человечность? Почему никто из византийцев никогда не интересовался тем, что происходит на Окраине, почему большинство волнует лишь то, какие персоны будут сегодня в Неоне? И самое главное, почему я задумалась о других людях только сейчас? Когда, наверное, уже слишком поздно.
О, Дориан Великий! Подруга, я только что увидела… Я не могу сдерживать слез, хочу, чтобы остановили машину, хочу выбраться наружу! Там, в одном из переулков, мимо которого мы проезжали, был человек, наверное, он «голодранец» — или какое правильное слово — нищий? У него темный цвет кожи, лицо в морщинах, и он сидел на земле, дремал. И тут к нему подошел Страж, весь в белом, на груди та самая эмблема, и пнув старика, приказал убираться, но тот не сдвинулся с места. Может он был слишком болен, чтобы идти? И …
И тогда Страж выпустил в старика заряд электричества! Он убил его, понимаешь!? Только за то, что тот не захотел или не смог уйти.
И это представитель власти? Это лицо закона!?
Помогите! Вот что я хочу кричать, когда пишу тебе, когда от слез промокли насквозь тетрадные листы. Как же все несправедливо и самое страшное, что никто не услышит.
Я могу пообещать тебе и тому убитому в переулке мужчине, что не забуду! Я не забуду… Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду.
Нельзя забыть о несправедливости, потому что только так, только с этими воспоминаниями, можно попытаться что-то изменить…
Я сижу напротив Августа в кухне дома, куда нас привел Лео. Я съела два кусочка обжаренного хлеба и выпила стакан молока и теперь жду, когда парни вернутся с улицы. Я знаю, что они там делают, хотя вроде как и не должна быть в курсе случившегося. Они закапывают тела! Думаю, убитые многое значили для Лео, иначе он бросил бы их где-нибудь в лесу, а он роет им настоящие могилы. Мне бы хотелось сказать ему какие-то слова сочувствия, попытаться объяснить ему — я понимаю что он чувствует, как никто понимаю — но губы словно сшиты толстыми нитками, я не нахожу в себе смелости заговорить с ним.
Хотя мне очень хочется.
Сколько прошло минут с очень важного осознания, или уже часы отмеряют ту точку невозвратности, где я поняла, что этот молчаливый угрюмый парень с невероятно огромными глазами мне небезразличен? Я вдруг перестала волноваться, потому что момент, который я по неведомой причине уже давно ждала, настал — я встретила его. И это не мои догадки или девчачьи выдумки, наша встреча что-то значит! Невозможно объяснить словами, то чувство, когда понимаешь, что он где-то рядом. Мы еще никто друг другу. Вроде как даже враги, или люди по разные стороны баррикад, но мое сердце неустанно твердит о важных вещах на языке, которого мне пока не разобрать.
Особенный человек хоть раз в жизни появляется в судьбе каждого из нас, и это не значит, что вы обязательно найдете общий язык, воссоединитесь и, пройдя миллионы трудностей, будете счастливы вместе, чаще всего, как я думаю, все совсем на оборот. Вы даже не решитесь заговорить, полагаясь на волю случая, будете сидеть на своем месте и размышлять о том, как вы могли бы подойти друг другу, но так ничего и не сделаете для этого.
Смелость, это такая суперспособность. У большинства ее просто нет.
Я внимательная, даже слишком наверное, раз за разом замечала, как там в его красной машине, он смотрит на меня в зеркало заднего вида, каждый раз пытается себя заставить отвести взгляд, но, то и дело возвращается. Я была куда умнее его. Как только он вышел ко мне из переулка, еще там, в самом сердце Окраины, я уже начала рассматривать Лео; ему так идет черный цвет и дело не в подчеркивании каких-то конкретных черт лица, а в том, что весь его образ окутан мраком и дерзостью. Такие точно должны носить только черные одежды! Странная изношенная спортивная обувь, облегающие (пожалуй даже слишком) штаны из черной джинсовой ткани, широкая футболка того же цвета и слегка великоватая ему кожаная куртка. Он всегда сжимает кулаки, словно каждый раз из последних сил пытается удержать ярость внутри себя, но огромные темные глаза отражают слишком много из того, что Лео хотелось бы утаить. Он вел меня в качестве пленницы к своей машине, а я только и думала, какая же у него грациозная походка, и эти напряженные мышцы ног под плотной джинсовой тканью завладели моим вниманием.
В письме своей подруге, пусть и воображаемой, я бы о таком не написала.
Мои губы сомкнуты, но в голове гремят, как барабаны, ломающие стенки моего черепа слова — разные, в большинстве не имеющие какого-то определенного смысла, просто слова, предназначенные для того, чтобы ОН обратил на меня внимание.
Всю дорогу в автомобиле и даже сейчас, когда я жду распоряжений, сидя на кухне, придумываю фразы, с которых могла бы начать разговор, но ничего не меняется, я, как и прежде в тишине, в тюрьме собственного сознания. Он там, на улице, добраться до него не составит труда, но руки мои сомкнуты и неподвижно лежат на столе, лицо ничего не выражает.
А послушал бы кто-нибудь биение моего сердца! Этот бешеный ритм оглушает меня, в висках кровь пульсирует с такой скоростью, что, кажется, тонкая кожа вот-вот не выдержит и вены лопнут. Я представляю его лицо; огромные темные глаза смотрят на меня из мрака фантазии, и мне ничего не хочется, лишь бы, он так же, хоть разочек посмотрел на меня в реальности!
Ознакомительная версия.
