— Спасибо, я помогу, — ободрилась роботесса. — С тех пор, как меня сделали, я выучила одну вещь. Это то, что у меня гораздо больше общего с созданиями родственного пола, независимо от материала, из которого они сотворены, чем с бормочущими роботами или ленивыми мужчинами.
Флэксмен повесил трубку и посмотрел на Гаспара и Зейна Горта.
— Ребята, няня Бишоп вкратце рассказала, к чему это все? — подозрительно спросил издатель. — Я говорю о большом проекте, о секретных делах Инкубатора, о том, что она сейчас устанавливает и все такое прочее.
«Ребята» отрицательно повели головами.
— Хорошо! Она не должна была этого делать. — Маленький брюнет откинулся в кресле, начал быстро стирать пену с рукава, но, раздумав, осторожно заговорил: — Около сотни лет тому назад, во второй половине двадцатого века, жил виртуозный хирург и гений электроники по имени Дэниел Цукерторт. Я не думаю, что вы когда-нибудь слышали о нем.
Гаспар оживился, затем махнул рукой, решив предоставить все Зейну, но тот тоже промолчал. Возможно, замечание няни Бишоп о болтливых мужчинах поразило их обоих.
Флэксмен ухмыльнулся.
— Я так и думал, что нет! Хирургия и электроника, особенно микроразновидности каждой, были просто наиболее яркими проявлениями талантов Цуки — одного из величайших инженеров-технологов по производству герметизированных микромоторов, гения каталитической химии и лучшего в мире по целой куче других вещей. Если бы не Леонардо да Винчи с его новыми штучками, то не было бы никого, кто мог бы сравниться с Цукертортом, до него или после. Он просто чудеса творил с микроскальпелем, и стоило ему только свистнуть электрону, как тот замирал и ждал приказаний. Он усовершенствовал соединения типа «нерв — металл» и создал такие органическо-неорганические структуры, что никакой биотехник не в состоянии был их воспроизвести на высших животных со сколько-нибудь заметным успехом. Не считая микрокамер и другой записывающей техники, никто не мог даже разобраться в том, что делал Цуки, не говоря уж о том, чтобы повторить его работы.
Однако, как и все люди незаурядных способностей, Цукерторт был сумасшедшим. По обычным стандартам его совершенно не интересовала практическая или теоретическая ценность собственных изобретений. Хотя и называя себя гуманистом, он даже не думал о своих огромных достижениях, например в области протезирования, а ведь мог дать человеку искусственную руку или ногу со стальными нервами. Причем напрямую вживленными в корни живых нервов посредством выращивания там кристаллов из нержавеющих сверхтвердых сплавов, доводя их при необходимости до самого спинного мозга, чтобы соединить с центральной нервной системой человека.
Все интересы Цуки были направлены на две цели: бессмертие для лучших умов человечества и возможность для этих умов постичь мистическое знание, функционируя в изоляции от мира и плоти.
Опуская все промежуточные стадии, скажу, что он разработал процесс сохранения функционирующего человеческого мозга в инертных металлических футлярах. Нервные окончания, руководящие зрением, слухом и речью, были наращены металлической тканью и подключены к соответствующим входам и выходам. Большинство других нервных связей было заблокировано. Цуки верил, что это усилит потенциальный багаж созидательных клеток мозга, и в этом он, кажется, был блестяще прав. А созданное им сердце на изотопах для поддержания кровообращения, очистки крови и регенерации кислорода было настоящим шедевром среди его герметичных моторов.
Этот моторчик, расположенный внутри большого шлема, как он называл толстую верхушку металлического футляра мозга, это сердце-моторчик требовало заправки раз в год. Ежедневная замена меньшего шлема позволяет снабжать мозг минимумом питательных веществ и избавляться от неизбежных и нерегенерируемых отходов. Как вы, вероятно, знаете, мозгу необходима гораздо более простая, чистая и неизменная жидкостная среда, чем любой другой части человеческого тела. Но по тому же признаку Цуки доказал, что он будет наиболее восприимчив к техническому управлению.
Маленький насосик — триумф искусства — снабжал мозг небольшими порциями гормонов и другими стимуляторами, не позволяя ему погружаться в тупую спячку.
Это последнее достижение, практически бессмертный мозг в яйцеобразном футляре, до сих пор выглядит ничем иным, как чудом в кубе. Хотя, что странно, сам Цуки никогда не рассматривал свое достижение как нечто колоссальное. «У меня была вся жизнь, чтобы спасти жизнь. Может ли быть у кого-то больше времени?» — однажды сказал он. В любом случае, Цуки нашел средства для достижения поставленной цели — бессмертие для лучших умов человечества.
Флэксмен поднял палец.
— Однако у Цуки были особые соображения относительно лучших умов человечества. Ученые, на которых он плевать хотел, были ниже его и, как я уже говорил, он самого себя ценил не очень высоко. Над государственными деятелями он просто насмехался, а религией отравился еще в детстве. Но вот при упоминании слова «художник» кожа его покрывалась мурашками, он весь заводился, потому что Цуки был весьма педантичным парнем, и вне собственных интересов у него отсутствовало всякое воображение. Художественное созидание, то есть обычная настройка, запах красок и особенно игра словами были для него волшебством до конца дней. Поэтому становится ясно, чьи мозги должны были быть законсервированы, если бы Цуки шел своим путем: только созидателей — художников, скульпторов, композиторов и, разумеется — писателей.
Что же касается последних, то данное соображение представляло ценность, по крайней мере, по двум причинам: во-первых, словомельницы только вводились и множество настоящих писателей осталось без работы, во-вторых, только писатели, вероятно, оказались достаточно сумасшедшими, чтобы согласиться с тем, что было у Цуки на уме. В определенных вопросах он был очень проницателен и знал, что у власть имущих возникнут некоторые возражения по поводу его начинаний. Поэтому действовал очень быстро, налаживая связи, получая разрешения, основывая собственную клинику как он говорил, для исследований в области гериатрии, — все это было создано практически как тайное общество. Когда же вся история выплыла наружу, у него было тридцать мозгов — все писатели — полностью законсервированных, а он умыл руки, закрыл глаза и спрятал зубы, предоставив мир его собственной судьбе.
Так и вышло. Как вы можете себе представить, поднялась ужаснейшая вонь. Все организации, начиная с тупейших профессиональных обществ и кончая самыми идиотскими культами, нашли, о чем орать. У большинства находилось причин шесть-семь. Некая церковь заявила, что он отрицает спасение смертных, одновременно отделение женщин против жестокости потребовало, чтобы страданиям мозгов был немедленно положен конец (этим они, естественно, прикрывали свою кровожадность).
