Сегодня князя тянуло на политику. Был особливо разгневан и зол. Взглянув на стол, Отец Мититей заметил письмо, принесенное нарочным. Видимо, в нем все дело.
Дракула кивнул:
— Опять меня Мехмед публично высечь хочет. Мало ему дани, теперь еще и почестей с почтением подавай. Вот ведь: и на елку хочет влезть, и зад свой при этом не ободрать. А так не получится: либо елка, либо зад. Выбирай…
Он сердито уставился на отца Мититея, словно тот в чем-то был виноват. Священник поерзал, проверяя, все ли в порядке с его мягкой точкой, которая от пива, вина и сладостей стала и вовсе необъятной.
— Мы всегда платили дань османам, — осторожно заметил он. — Не понимаю, что так рассердило твое величество.
— Жадность, — буркнул Дракула. — То ему, понимаешь, пятьсот прекрасных девственниц подавай, а где я их тебе возьму, тем более, прекрасных? Самим баб не хватает. То золота, то пушного зверя требует. А зачем ему у себя дома пушной зверь? Там же жарко, даже самая тонкая льняная рубаха мокрой становится. Куражится, мракось, важность свою хочет показать.
— Я вот чего не пойму, — отец Мититей придвинул к себе плошку с виноградом и теперь осторожно отщипывал по ягодке, наслаждаясь сочным вкусом и терпкостью ягод. — Как ты ему дань согласился платить, если украдкой рубишь головы турецким отрядом. И как он это терпит? Ведь знает же, наверняка, что все это твоих рук дело, твое величество…
— Умный человек, святой отец. А иногда все же дурак дураком. Это ж политика! Слышишь? По-ли-ти-ка! Тут змеей надо быть: где надо — укусить, где надо — ускользнуть, а если случай подвернется, то и улечься на груди врага. Пусть опасается, пока жив, ведь никто не знает, ядовита та гадина или нет.
Отец Мититей отщипнул еще одну ягодку.
— Мехмед понимает, как жить в мире и согласии с соседями, — все больше распалялся Влад. — Мир для него ограничивается османской империей, все, что выходит за ее пределы есть территория войны, поделенная на стороны света. И все во имя Аллаха…
— Господь не допустит! — отец Мититей широко перекрестился, правда, в этот момент он не знал, чего именно не допустит господь, но это было не так уж и важно. Главное — вовремя заполнять паузы, иначе для чего его сюда позвали?
— Во имя Аллаха они убивают, утверждая, что их религия самая миролюбивая на земле, не терпящая насилия. Ха! Если кто и понимает толк в насилии, так это турки. И эти люди запрещают верить в истинного бога, да еще укоряют за излишнюю жестокость, когда я всего лишь защищаю собственную страну.
— Ты прекрасно делаешь это, твое величество, — заметил священник. — Не понимаю, чем так не доволен Мехмед.
Влад довольно рассмеялся:
— Даже если он и не доволен, то вряд ли когда-нибудь скажет мне. Ни мой отец, ни тем более дед, упокой господь его душу, не додумался до простой вещи. Если обстоятельства принуждают тебя говорить правду, то говори: только не всю и так, как выгодно тебе. Каждый раз, когда наши соседи нападают на приграничье Валахии, я с ними бьюсь. Ни один еще не ушел от кары. Скоро пол-леса вырублю, чтоб кольев хватило. После битвы пишу султану письмо: дескать, так и так, господарь турецкий, спешу сообщить о случившемся, как и положено покорному рабу султана. Извини, что наказал твоего подданного, но наказал за дело: ведь своим поступком он нарушил султанскую волю, позволив напасть на дружественную его султанскому величеству страну, то есть Валахию.
Забыв о приличиях, отец Мититей расхохотался:
— И он это терпит?
— А что ему остается, — Влад сам не удержался от улыбки. — В конце концов, формально я защищаю его владения… Если бы он еще не вмешивался в торговлю, было бы совсем хорошо.
Отношения Влада с купцами действительно были крайне напряженными. Отчасти именно этим и был обусловлен брак с дочерью барона Стратулы, чьи торговые связи существенно помогли Дракуле поднять благосостояние княжества. Влад не любил вспоминать историю, случившуюся несколько лет назад, как только он взошел на престол.
Трансильванские купцы, преследуя собственную выгоду, поддержали деньгами не Дракулу, а другого претендента на престол. Ему и платили деньги. Причем платили щедро. Дракуле это не понравилось: кабы не был государем, другое дело, но чтоб так открыто выражать свое неповиновение! К тому же он злился от мысли, что купцы привыкли безраздельно хозяйничать в Валахии, поскольку местные торговцы не имели торговых связей с другими странами, следовательно, проигрывали еще до начала поединка. Продумав и оценив все обстоятельства, Цепеш ввел законы, защищающие права местных купцов. Сначала. Усыпив бдительность трансильванцев, дал гарантии и тем, и другим, затем рассорился с чужаками и ограничил их права на территории Валахии. Тем бы вовремя одуматься, да не тут-то было: закусили удила. Дракула рассвирепел. Кончилось тем, что князь запретил купцам-колонистам любую торговлю на территории своего государства. А чтоб окончательно дать пинка под зад — придумал три ярмарки, на которые трансильванские купцы могли привозить свои товары для продажи купцам местным. Окончательно гордецов сломало право первой покупки при пересечении валашской границы: любой приглянувшийся товар местные купцы имели право приобрести, даже если хозяин намеревался везти его дальше. И по той цене, которая нравилась покупателю, а не продавцу. Понятно, что трансильванские скопидомы не только тявкали, но и зубы показали: особо строптивых Дракула уничтожил сразу в назидание остальным. И способ тот был ужасен…
Вспомнив, отец Мититей поежился. Дракула, напротив, вдруг пришел в прекрасное расположение духа, взял виноградинку и задумчиво повертел ее в пальцах:
— Они думают, святой отец, что я как эта ягода: раздави меня, и косточки не останется, — меж пальцев потек сладкий сок. — Вот только никому не ведомо, и с ними могу поступить точно так же. Разве что мелочиться не буду: если уж давить, так всех сразу…
На пол упала роскошная янтарная гроздь. Мгновение, и жесткий каблук раздавил ее, оставив желтое месиво.
— Вот и вся политика, святой отец.
* * *
Аргента всегда старалась не показывать, как сильно любит Виорику и Иванну. Да и к мужу чувства свои старательно скрывала. Когда же требовали от нее подтверждения любви, всегда терялась, гордость, словно щит, вперед выставляя. После сна давешнего вдруг поняла, что всю жизнь от себя же самой убегала, отталкивая тех, кого любила больше себя. И спешно старалась измениться. Небывалые по щедрости ласки теперь в полной мере доставались Иванне — черноволосой, верткой и востроглазой. Отцовская отрада. Вон как вертится возле Рацвана, а тот и рад: новыми бусами перед девчонкой трясет, будто приманивает.
