— Стоять, милиция!
Паренек заметался, завертел головой, но волшебное «стоять» держало его на привязи вполне надежно. Не милиции же он испугался…
— Кто такой?
— Пиворас.
— Как?! — обалдел Петр Ильич.
— Пиворас, — повторил парень. — Альбин Петрович.
Альбин Петрович с неприличной фамилией производил впечатление вполне безопасного психа, однако Лопаницын на всякий случай проверил, нет ли у задержанного колюще-режущих предметов. Когда таковых не обнаружилось, участковый спросил:
— И что вы, Альбин Петрович, делали в подвале?
— Спал.
— А дома не спится?
— А я болею… у меня дромомания.
Такого вида наркомании Пятачок не знал. Это от дров балдеют? Или от дремы? Но почему именно в подвале? Парень не бомж: вполне еще чистый и даже постриженный, и, несмотря на всклокоченный и помятый вид, печать материального благополучия еще не покинула смуглого лица.
— И какие симптомы у данного заболевания?
— Дома не сидится. Не забирайте меня, ладно?
— Договорились, — легко согласился милиционер. — Но придется тебе куда-нибудь в другое место перебираться. Вон ты весь какой неопрятный. Думаешь, жильцам приятно будет тебя видеть? Мне, например, ни капельки.
— Я же никому не мешаю…
— Мы же договорились: я тебя не забираю, а ты уходишь сам.
— А если я буду опрятный?
— И как это у тебя получится?
Пиворас понял, что с ментом спорить бесполезно. Ладно, хоть по шее не надавал.
— Пойду… — вздохнул он.
— Давай, милый, ступай, — благословил Петр Ильич. — Стой! Совсем забыл: ты не видал тут мужиков таких?.. Здоровые мужики… одинаковые такие…
— А, — махнул рукой Альбин Петрович, — это Хрущ.
— Кто?!
…В обмен на информацию «страшный лейтенант» Лопаницын разрешил Пиворасу перекантоваться в подвале до конца недели, пока не найдет новую жилплощадь. Впрочем, Пиворас не только информацию предоставил, но еще и место указал, где живут Хрущи…
Из подтрибунья Петр Ильич вылезал в состоянии, близком к помешательству. Вся эта сонная братия лежала, казалось, в полном беспорядке, но на самом деле внутренняя логика в этом лежбище присутствовала — все головы на юг. Лопаницын вспомнил, что многие насекомые чутко улавливают силовые линии Земли. Хрущи спали, или впали в оцепенение, или еще что-то… Словом, агрессии и вообще жизненной активности не проявили, но само существование человекообразных жуков вызывало стойкую ксенофобию. Жуткая вонь и скрежет хитиновых оболочек оптимистическому взгляду на мир тоже не способствовали.
— Вот что, Альбин Петрович. — Пятачок задумчиво сверлил взглядом перспективу парковой аллеи. — Никому не говори, где эти… хрущи… обитают. Договорились?
За доброту участкового Пиворас готов был обещать что угодно.
В кабинет ввалился Боборыкин, практикант Ленки Распоповой.
— Галин-юрьна, беда! Куликов опять повязали.
— Кто? — яростно взревела Галка.
— Распопова. Она сегодня утром меня в приют потащила, а там — совсем другие угланы! Ну и пришлось их оприходовать…
— Дальше.
Практикант пересказал все в мельчайших подробностях. По мере повествования Галина Юрьевна становилась все мрачнее.
— Я ее порву, — сказала наконец Геращенко. — Я этой дамочке глаза выцарапаю.
— За что?
— Молодой человек, ты знаешь, что такое Центр реабилитации несовершеннолетних?
— Бывал.
— Ну и дурак. Это не гостиница для малолетних, у тамошних клиентов только два выхода: или обратно в семью, или в детский дом. Ты думаешь, просто так пацанва бродяжит, а их раз — и на полное довольствие? Вижу, что так и думаешь. Вот и алкаши так думают. Забухали, а ребенка — в приют. А нам надо его во что бы то ни стало обратно в семью вернуть. А если эта курва и дальше будет пользоваться нашей добротой, мы ее под суд. Какая статья, быстро?!
— Статья сто пятьдесят шестая У-Ка Эр-Эф, неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего. Неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем или иным лицом, на которое возложены эти обязанности, а равно педагогом или другим работником образовательного, воспитательного, лечебного либо иного учреждения, обязанного осуществлять надзор за несовершеннолетним, если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним. Наказывается штрафом в размере от пятидесяти до ста минимальных размеров оплаты труда, или в размере заработной платы, или иного дохода осужденного за период до одного месяца… — Боборыкин перевел дух и закончил: — Либо ограничением свободы на срок до трех лет, либо лишением свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.
— Круто, — похвалила Галина. — Молодец. Так вот — люди там пашут, договариваются, убеждают, кланяются по кабинетам, чтобы из этих уродов нормальных людей сделать. И времени у них мало, потому что алкаши привыкают без детей жить, им по кайфу, что ответственность временно на чужие плечи легла. И Распопова знает, что большое количество детей в Центре не приветствуется. Там просто не будут успевать заниматься всеми, штат ведь не резиновый, и места мало. А в приемном изоляторе и того меньше. А она его сейчас переполнила, стерва! С твоей помощью, между прочим.
Боборыкин покраснел, как рак, но выдавил:
— Галин-юрьна, еще Кулик просила передать, что они появляются в геометрической прогрессии.
— Дети?
— Ага.
— Погоди, не торопись. Сегодня их восемь?..
Стажер кивнул, преданно глядя в глаза Галины Юрьевны.
— И биться сердце перестало! — проговорила Геращенко.
Марина сходила в институт и попросила перенести занятия на субботу.
А когда вернулась, у подъезда ее поджидала Галина Юрьевна Геращенко собственной персоной. Правда, в штатском, но это вряд ли меняло положение дел.
— Вы ко мне?
— К вам.
— Ну, пойдемте…
Дома обеих ждало очередное потрясение: дверь открылась изнутри, и страшно довольный собой Семка похвастался:
— Я же говорил, что фиг догонят!
— Это я говорил! — отвесил ему леща Федор.
— Та-ак… — протянула Галка. — Заговор, значит?
Мальчишки с криком «атас» убежали в глубь квартиры.
Марина Васильевна поймала себя на том, что улыбается. Улыбалась и бывшая студентка, и на какой-то момент Марине показалось, что все обойдется.
— Чаю? — предложила Кира, сдерживая толпу братьев и сестер, рвущуюся из большой комнаты.