Они разделили буханку хлеба, сидя на металлическом ограждении широкой лестничной площадки, зацепившись локтями за перила и болтая ногами — совсем как двое школьников, прогуливающих занятия. Сотый этаж кишел людьми. Он представлял собой сплошной базар: здесь обитатели бункера обменивались вещами, покупали на заработанные читы то, что им было нужно или чего просто очень хотелось. Приходили и уходили работяги с подмастерьями, кто-то окликал потерявшихся в толпе членов семейства, торговцы громко зазывали покупателей. Входная дверь на этаж стояла распахнутой, выпуская звуки и запахи на широкую площадку с дрожащим от всеобщего возбуждения ограждением.
Джанс наслаждалась анонимностью в этой толпе. Она откусила от своей половины буханки, втягивая ноздрями свежий дрожжевой аромат выпеченного утром хлеба, и ощутила себя совершенно другим человеком. Гораздо более молодой. Марнс отрезал ей ломтик сыра и дольку яблока, сложив их как бутерброд. Когда он передавал еду, их пальцы соприкоснулись. Даже хлебные крошки в усах Марнса в этот момент казались милыми.
— Мы опережаем график, — сказал Марнс и откусил от яблока. Он всего лишь констатировал приятный факт. — Полагаю, к ужину будем на сто сороковом.
— Сейчас мне даже не страшно думать о возвращении, — сообщила Джанс, с удовольствием прожевав сыр с яблоком. «Все кажется вкуснее, когда спускаешься или поднимаешься», — решила она. Или в приятной компании, или под музыку, доносящуюся с базара, где какой-то уличный музыкант терзает гитару, пытаясь перекрыть шум толпы.
— Почему мы не спускаемся сюда чаще? — спросила она.
Марнс хмыкнул:
— Потому что мы на сто этажей выше. Кроме того, у нас есть вид наружу, холл, бар Киппера. Сколько из местных поднимается ради всего этого чаще, чем раз в несколько лет?
Джанс поразмыслила над его словами, дожевывая последний кусочек хлеба.
— Думаешь, это естественно? Не уходить слишком далеко от места, где живешь?
— Не понял, — отозвался Марнс, жуя.
— Представь, чисто гипотетически, что люди жили в тех древних надземных башнях, что торчат за холмами. Ты ведь не станешь утверждать, что они перемещались вокруг них совсем недалеко? Скажем, никогда не выходили из своей башни? Никогда не забредали сюда, не поднимались или не спускались на сотню этажей?
— Я о таких вещах не думал, — сказал Марнс.
Джанс восприняла его слова как намек, что и ей на такие темы думать не следует. Иногда трудно было определить, что стоит говорить о мире снаружи, а что — нет. Подобные разговоры обычно вели супруги. И возможно, так на Джанс повлиял проведенный вместе с Марнсом вчерашний день. Или же она оказалась столь же восприимчивой к эйфории, наступающей после очистки, как и все. К ощущению, что кое-какие правила можно смягчить, а некоторым искушениям — поддаться; сброс напряжения в бункере служил оправданием для целого месяца радостных мелких вольностей.
— Ну, что, пошли дальше? — спросила Джанс, когда Марнс доел хлеб.
Он кивнул. Они встали и собрали вещи. Проходящая мимо женщина обернулась и пристально на них посмотрела. На ее лице мелькнуло узнавание, но тут же исчезло, когда она заторопилась вслед за своими детьми.
«Внизу — как будто иной мир», — подумала Джанс. Она не была здесь уже очень давно. И хотя она дала себе мысленное обещание больше такого не допускать, подсознательно она понимала, подобно тому как ржавеющая машина ощущает свой возраст, что это путешествие станет для нее последним.
Этажи за этажами оставались позади. Они миновали нижние сады, потом более крупную ферму в районе сто тридцатого, потом резко пахнущую водоочистную станцию. Джанс задумалась, вспомнив разговор с Марнсом накануне вечером — мысль о том, что Дональд живет в ее памяти дольше, чем прожил с ней в реальности, — и тут они оказались перед входом на сто сороковой этаж.
Она даже не заметила изменения в потоке людей на лестнице, преобладание синих комбинезонов и носильщиков, все больше таскающих мешки с деталями и инструментами, чем с одеждой, провизией или личными вещами. Но толпа у входа подсказала, что они прибыли на верхние этажи механического отдела — тут собрались рабочие в мешковатых синих комбинезонах, заляпанных старыми пятнами масла. Джанс легко угадывала их профессии по инструментам в руках. День уже заканчивался, и она предположила, что эти люди возвращаются домой, завершив ремонтные работы в бункере. Ее поразила сама мысль о том, что они поднимались на много этажей и лишь тогда брались за дело, — пока не вспомнила, что ей предстоит то же самое.
Джанс решила не пользоваться своим положением или властью Марнса и встала в очередь рабочих, отмечающих возвращение у входа. Пока эти усталые мужчины и женщины расписывались и заносили в журнал выполненные задания и отработанные часы, Джанс подумала о времени, которое напрасно потратила на размышления о своей жизни, спускаясь сюда. Времени, которое ей следовало бы провести, подбирая убедительные доводы для этой Джульетты. Очередь медленно продвигалась, и желудок нервно сжался. Рабочий перед ними показал на входе удостоверение — синюю карточку, как и у всех в механическом. Потом записал свою информацию на пыльной грифельной доске. Когда настала их очередь, они протиснулись через наружные ворота и показали свои золотые карточки. Охранник приподнял брови, но потом узнал мэра.
— Ваша честь, — сказал он, и Джанс не стала его поправлять. — Мы не ждали вас в эту смену. — Он махнул, чтобы они убрали удостоверения, и взял кусочек мела. — Позвольте мне.
Он перевернул доску обратной стороной и написал их имена аккуратными буквами, стерев перед этим ребром ладони меловую пыль с доски. Напротив имени Марнса он написал просто: «шериф». Джанс снова не стала его поправлять.
— Я знаю, что вы ждали нас позже, — ответила Джанс, — но не могли бы мы встретиться с Джульеттой Николс прямо сейчас?
Охранник повернулся и взглянул мимо них на электронные часы:
— Она еще час пробудет в генераторной. Может, и два — уж я ее знаю. А вы можете поесть в столовой и подождать.
Джанс взглянула на Марнса, тот мотнул головой:
— Я пока не очень голоден.
— А как насчет встречи с ней на работе? Я бы с удовольствием посмотрела, чем она занимается. И мы постараемся не путаться под ногами.
Охранник пожал плечами:
— Вы мэр. Я не могу вам запретить. — Он показал кусочком мела на выстроившуюся за воротами очередь нетерпеливо переминающихся людей, потом в дальний конец коридора. — Вон, видите Нокса? Он найдет кого-нибудь, кто проводит вас вниз.
