Ознакомительная версия.
– Вы не ошиблись, обратившись к нам, коллега? – весело поинтересовалась Рената. – Мы ищем только пропавших честных граждан, а вы, насколько мне известно, занимаетесь преступниками. Искать их – ваша задача, не правда ли?
Услышав, что Марк не разыскивает никого конкретно, Рената расслабилась и снова улыбнулась.
– Вы хотите узнать побольше о нашей работе? – сказала она. – Это очень благородно с вашей стороны. Да-да, моим отделом все время пренебрегают, словно мы занимаемся какой-то малозначительной ерундой. Как будто найти преступника более важно, чем найти пропавшего человека. А почему, собственно, вас заинтересовала наша деятельность? Может быть, хотите перейти в мой отдел? Если так – я не буду возражать, о вас отзываются очень хорошо.
– Я хотел спросить вас, – ответил Марк. – Отчего статистика раскрываемости в вашем отделе такая плохая? В отчетах я увидел, что вы находите лишь двадцать процентов пропавших. Но разве трудно найти всех? Ведь все жители Земли под контролем. Да и перемещаться-то особенно некуда: попробуй затеряться в толпе, если нигде нет толп…
– Это у нас плохая статистика? – засмеялась жизнерадостная Рената, и ее фигура в цветастом балахоне заколебалась на экране. – Да у нас просто отличная статистика! Мы находим двадцать процентов пропавших, в то время как только о пятнадцати процентах пропавших вообще сообщают в течение первого месяца. А вы знаете, какой процент «повторных обращений»?
– Что вы имеете в виду? – не понял Марк. – Что значит повторные обращения?
– Я сейчас все объясню, раз вам интересно, – уверенно сказала Рената. – Так вот. Люди пропадают. Люди исчезают в неизвестном направлении по неизвестным причинам. Только в пятнадцати процентах случаев окружающие вообще это замечают и сообщают нам. В остальных восьмидесяти пяти процентах исчезновение человека фиксируется автоматически: он перестает оплачивать счета, и дело о его пропаже поступает к нам по официальным каналам.
А повторные обращения – это когда люди, заявившие о пропаже кого-то, интересуются ходом дела. Проще говоря, звонят нам и спрашивают, не нашли ли мы того, кто пропал. Знаете, каков процент таких вот повторных обращений? Полтора процента. Рената с экрана торжествующе посмотрела на Марка.
– И в этой ситуации, – закончила она, – мы ухитряемся находить двадцать процентов. У вас все еще есть вопросы по нашей статистике?
Марк был ошеломлен. Слова Ренаты Скачко оказались для него пугающим откровением. Невольно он подумал о том, что никогда прежде ему не доводилось вот так – в упор – взглянуть в истинное лицо общества, в котором живет.
– О совершенных преступлениях сообщают в семидесяти процентах случаев, – пробормотал он и услышал в ответ смешок собеседницы.
– Конечно, – ответила Рената, качая своей татуированной головой. – А как вы думали? При совершении семидесяти процентов преступлений есть пострадавшие. Вот эти пострадавшие и сообщают в полицию. Они хотят возмещения ущерба, или возмездия преступнику, или торжества справедливости. Да мало ли чего они хотят…
А если исчезает человек, то этого никто просто не замечает. На работе ему находят замену, а кто еще может заметить его пропажу, кроме коммунальных служб, которым он перестал платить за услуги?
Марк задумался. Да, Рената совершенно права. Если исчезнет он – кто станет об этом сообщать? Ну, поскольку он офицер полиции, то его хватятся и станут искать. А если бы он был не полицейским?
Жены у него нет. У него было несколько жен в течение жизни, но ни одна из них, конечно, не стала бы никуда обращаться в случае его исчезновения. «А зачем? – подумала бы каждая из них. – Исчез, значит, он сам так решил, захотел – и куда-то уехал». Человек свободен в своих поступках, и эта его свобода от обязательств – священна.
Где его жены? Где его дети? Кто из них стал бы искать Марка, исчезни он в эту самую минуту? Да его жены и дети вряд ли помнят о его существовании. Он же и сам о них не помнит.
У него есть несколько друзей, но ведь это просто люди, с которыми Марк время от времени встречается, чтобы сыграть в какую-нибудь подвижную игру. Им легко и весело бывать вместе, но они знают друг о друге очень мало. Вообще, Марк заподозрил, что в старину слово «друг», вероятно, имело какое-то иное значение. Может быть, друг – это нечто отличное от постоянного партнера по играм на траве?
В том, что никто из друзей не придаст значения его исчезновению, Марк нисколько не сомневался. Пропади он, и каждый из друзей просто решит, что Марк переехал в другой район, или ему надоели игры, или он занят. Его место займет другой. Или не займет, что тоже не будет иметь большого значения…
Ладно, об этом он подумает в другой раз, когда будет философское настроение.
– Скажите, – спросил Марк, – насколько я могу судить по отчетам, за последние десять лет пропало без вести двести тысяч человек. И это при том, что население планеты всего миллион. Как это можно объяснить? Куда пропадают люди?
– И, заметьте, бесследно пропадают, – усмехнулась Рената. – И еще заметьте, что отчеты, на которые вы ссылаетесь, – это закрытая информация. Впрочем, вам не хуже меня известно, что бывает за разглашение закрытой информации.
– Вы не ответили на мой вопрос, – угрюмо заметил Марк, которому не понравилось напоминание о его служебном долге. – Куда они пропадают? Куда девается такая прорва людей?
– Мы не знаем, – пожала плечами начальник отдела розыска. – Если бы мы знали, то нашли бы их.
Ее лицо вдруг сделалось замкнутым. Рената поняла, куда клонит Марк…
– Вы не думаете, что эти люди могли попросту сбежать в лес, в открытое пространство? – спросил он. – Согласитесь, звучит разумно. Если вы не знаете, куда они подевались, то логично предположить, что они…
– Замолчите, – резко оборвала Рената, даже повысив для убедительности голос. – Что вы такое говорите?! Какой нормальный человек бросит цивилизованный город или цивилизованный поселок и убежит в открытое пространство?
– Это – нормальный человек, – возразил Марк. – А если эти люди стали ненормальными по какой-то причине? Короче, у вас есть сведения о том, что люди пропадают в открытом пространстве?
– Короче, я не желаю больше обсуждать эту тему, – мрачно заявила потерявшая терпение Рената Скачко. – Вы высказываете совершенно возмутительные предположения. Причем предположения ни на чем не основанные. Или у вас есть какие-то основания? – Она внимательно взглянула на Марка своими круглыми карими глазами.
– Нет-нет, – торопливо заверил Марк. – Откуда же? Это был просто вопрос…
– Ваш вопрос сильно отдает фундаментализмом, коллега, – сурово отчеканила Рената, словно вынося приговор. – Предполагать, будто множество членов нашего общества готовы предпочесть свободе и цивилизации открытое пространство с его дикими нравами и опасной природой, – это и есть самый настоящий фундаментализм. Вы не находите?
Ознакомительная версия.
