Но я отвлеклась. Похоже, я специально тяну время, так мне не хочется писать о главном. Но буду последовательна.
Так я себе понравилась, что стало ужасно обидно, что все это для пустой комнаты. И так, расстраиваясь понемногу, я одела еще и самое свое любимое платье, французское, от которого Виктор, точнее, от меня в нем, просто обалдевает. И вот тогда я расстроилась окончательно.
А тут позвонил телефон. Я кинулась к нему, но звонила Инка. «Привет, – говорит, – ну, ты идешь или нет?» И я сразу решила: «Да, – говорю, – только одна». «Одна?..» – протянула она разочарованно, и я догадалась, почему она так усиленно меня приглашала.
Совсем со своим Вадиком от ревности сдвинулась. Она хотела, чтобы он посмотрел на меня с Виктором. Увидел бы и сразу понял, что с таким дядей я не просто так гуляю. И стал бы меня презирать. Или не знаю еще что. Дура, короче. Но я ее, вообще-то, понимаю. Поэтому сказала:
– Слушай, Инка, кончай ты, а? Не нужен мне твой Вадик, не ссы. – (Это, конечно, ужасно, что девушка так выражается, но ведь на самом-то деле мы между собой и не такие словечки употребляем. И все равно, написала, а слово это на бумаге как-то «не смотрится».
– А я и не ссу, – отвечает она, без энтузиазма, правда.
– Ну не может Виктор сегодня. А мне хочется. Я что виновата? Я и собралась уже. Давай, как раньше, будем просто друзьями, все трое.
Она помолчала, потом говорит:
– Ладно. Минут через двадцать мы за тобой зайдем.
Но они чего-то прокопались и зашли за мной только-только перед началом, так что я уже бегала по квартире, рвала и метала. И мы схватили тачку, но все равно еле успели купить мне лишний билетик (за тройную цену – Таганка для нашего города – событие) и влетели в зал, когда уже начали гасить свет.
Спектакль был роскошный: Алла Демидова, Золотухин, Смехов – весь букет. Правда Фердинанда и Луизу играли молодые и неизвестные, но тоже очень талантливые актеры, и уже к концу первого действия у меня с глаз поплыла краска.
Но глаза мои высохли сразу, как только в антракте мы вышли в вестибюль с буфетом. Перед стойкой стоял Виктор и, жуя пирожное, с увлечением разговаривал о чем-то… С женой! Я сразу ее узнала. Он мне ее описывал. И еще я заметила, что свободная его рука, на столике, лежит на ее руке.
Мне нужно было сделать вид, что я не вижу его, но вместо этого я встала перед ними как вкопанная. Стою и глазею. Он заметил меня не сразу, но тоже повел себя не так, как следовало бы: замолчал, перестал жевать и испуганно, по-моему, смотрел на меня. И тут я совершила совсем уже идиотский поступок. Отведя от него взгляд, я увидела Вадика (он стоял посередине – между мной и Инкой). И я вдруг обняла его и поцеловала. В губы, взасос. Краем глаза я видела Инку. Она побелела, как бумага и демонстративно от нас отвернулась. Я Вадика отпустила, а он смотрел на меня совершенно ошалевшим взглядом. Я что-то пробормотала вроде «извини» и, не оглядываясь, прошла вниз по лестнице – в гардероб.
Но сначала я в туалет зашла. А через минуту туда влетела Инка. Оказалось, что она молодец – въехала, что к чему. Она стала трясти меня за плечи (наверное, у меня вид был такой, будто я собралась падать в обморок) и говорить: «Да хватит тебе, что особенного, ты же всегда знала, что он женат». Вот здесь она ничего не понимает. И она сказала еще: «Ты бы на него посмотрела… и на нее…» Но тут я вырвалась и пошла одеваться.
Вот так.
Короче, «Коварство и любовь» провинциального розлива.
Мы сидели и играли с Годи в шахматы. Вдруг он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. И стало видно, какой он старый и усталый.
Мне было не ясно, то ли он просто отдыхает, то ли вновь впал в медитативное состояние, посещая духом иные миры. Кто его знает. Я просто сидел и ждал, хотя меня это и злило. Я всегда нервничаю, когда с ним играю, ведь выигрывает обычно он.
Но вот он открыл глаза, провел по лицу ладонью, улыбнулся и сказал:
– Почва изрядно удобрена.
Я, естественно, сразу вспомнил нашу давешнюю беседу и догадался, что речь опять идет о Вике.
– Павел Игнатович, – обратился я к нему раздраженно, – секретничать считается неприличным даже в обществе нескольких человек, а уж говорить загадками, находясь с собеседником с глазу на глаз, и вовсе бестактно.
Он откровенно презрительно усмехнулся и ответил:
– Простите юноша, я беседовал сам с собой.
– Бросьте, я же понимаю, о чем идет речь. В прошлый раз вы говорили, что зерно посажено, теперь, что удобрена почва. Как это – удобрена? Чем?!
– К сожалению, вправе только намекнуть. Чем удобрено? Стечением обстоятельств, если хотите.
– Да уж, – возмутился я, – намек более чем прозрачный.
– Все, что могу, милейший, – невозмутимо парировал он.
– Скажите хотя бы, это снова имеет отношение к Вике?
– Ну вот, – ответил он, – а прикидывались дурачком. Ладно, хватит. Вам, между прочим, шах, любезнейший.
И все. Больше я не добился от него ни слова на эту тему. Он положительно невыносим.
16 ноября.Два дня ходила я, как пришибленная. В первый день распечатала отцовскую бутылку водки-»НЗ» и потихоньку ее вытянула. Я не люблю, когда мне плохо! Я не умею гордиться тем, что способна переносить боль. Нет, я хочу избавиться от боли. Я делаю все, чтобы только ее не было.
И к концу дня я сумела захмелеть и отупеть настолько, что почувствовала себя почти хорошо. В одной комнате у меня орал телевизор (… Полковнику никто…»), в другой – магнитофон («… Ситуация «Help», Ситуация «SOS»…»), а я шарахалась то туда, то сюда, иногда, приоткрыв дверь балкона, курила, иногда пыталась читать книжку.
Несколько раз звонил телефон, но я не брала трубку. Причем ухитрялась даже не вздрагивать, не гнать от себя мысль – «это он, это он!..», а только приподнимала брови и напевала сама себе вслух: «Телефончик звонит, телефончик…» и продолжала как ни в чем не бывало слоняться по ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ КВАРТИРЕ.
Правда, в последнее время я, кажется, вошла во вкус половой жизни (ну и переходики у меня!). Раньше, как в пословице – «аппетит приходил во время еды», а теперь у меня иногда желание появляется само по себе (без всяких причин или с причинами). А ведь только с одним человеком ассоциируется у меня это чувство. Оно-то и выводило меня все-таки из равновесия эти два дня. А еще – мысль о задержке месячных. Похоже, я залетела. А ему об этом сказать не успела. Не для того, чтобы разжалобить, а для того, чтобы он помог мне. Не рожать же! Куда-то надо пойти, обратиться к какому-то врачу… А он все-таки старше и опытнее меня. Теперь придется все самой. Я как-то растерялась. И страшно. И не дай бог затянуть: надо, чтобы ничего не узнала мама…
