Ознакомительная версия.
Джонсон нажал кнопку селекторной связи и проговорил в микрофон:
— Скажи, пусть их приведут.
Дверь в зал открылась, и в нее вошли два грузных военных полицейских, которые в буквальном смысле втащили за собой под руки сержанта Маккенроя и рядового Колибри. Вернее, то, что от них осталось. Две тряпичные куклы с безжизненно болтающимися руками и подламывающимися ногами. Военным полицейским приходилось буквально держать своих подопечных на руках. Взгляды у Маккенроя и Колибри были блуждающими и отрешенными. Колибри заглядывал в глаза своему конвоиру, хныкал, как маленький ребенок, и тихонько скулил.
— Отпустите меня! Слышите, отпустите! Я все равно не буду больше воевать. И ты не будешь. Мы не можем здесь больше оставаться! Мы здесь творим беззаконие, мы прогневили нашего Создателя, и он нас за это накажет. Бог и его Защитники. Мы все погибнем. Все до единого! У-ууу! Отпустите меня… Я не хочу умирать!
Маккенрой же искал глазами что-то на потолке и постоянно повторял:
— Вы мне не верите? Но я знаю, это правда. Мне надо сообщить об этом командиру. Нет, всем. Об этом должны знать все! Я видел свет и его Защитников. Они пришли за справедливостью и вызывают на Суд Божий обидчика. Суд Божий — это поединок: без правил, без оружия, без времени. До смерти или отказа. Смерть во время поединка считается признанием правоты. Отказ от поединка считается признанием вины. Суд состоится завтра. Ровно в полдень на лобном месте. Перед Судом Божьим все равны — и князь, и последний бомж. Если обидчик не придет, то его на веки вечные лишат всех титулов и званий, а его потомков проклянут до седьмого колена… Мне надо сообщить об этом командиру… Это правда… Слышите меня?…
Джонсон представил их барону и Кисенгеру:
— Вот полюбуйтесь, сержант первого класса Джон Маккенрой и рядовой Фил Колибри.
Потом помолчал и, закусив губу, добавил:
— Точнее сказать, бывшие: сержант и рядовой. Час назад, когда я их направил к источнику света, они были абсолютно здоровы и адекватны. Несли караульную службу на наблюдательном пункте и перед этим, естественно, проходили полную медицинскую комиссию.
Рядовой и сержант не замечали никого вокруг и продолжали, как запрограммированные, повторять без остановки свои фразы.
* * *
Когда сержанта Маккенроя и рядового Колибри увели конвоиры, в зале заседаний еще несколько минут стояла гробовая тишина. Затем барон фон Клюге прокашлялся и неуверенно спросил:
— А может это все-таки какая-то секретная операция нашего разведывательного управления?
Джонсон посмотрел на начальника департамента с нескрываемым презрением, а Гарри Кисенгер сложил пальцы в крест и почесал ими подбородок. Этот тайный знак означал для посвященного: «Не говорите ерунды! Над вами смеются!»
Как это ни странно, в масонской ложе, членами которой были Кисенгер и фон Клюге, Гарри стоял на одну ступеньку выше своего начальника, поэтому он имел право так поступать.
Барон развел руками:
— Тогда что это было только что? Может мне кто-нибудь объяснить?
Генерал Джонсон почесал переносицу и, стараясь избегать резких выражений, начал:
— На языке военных это означает, что перед нами некое необъяснимое явление, которое я бы охарактеризовал как пока не известное нам оружие массового психического поражения. Ни много, ни мало. И это оружие оказывает негативное воздействие на личный состав вверенных мне сил. Черт возьми! За какой-то час я потерял двух своих солдат. Неплохих, кстати, парней! И я не уверен, пошли я туда роту, не случилось бы с ней тоже самое.
Джонсон хлопнул ладонью по столу и закончил:
— Может быть, мы действительно что-то не то сделали и прогневили господа Бога?
Кисенгер осторожно покосился на генерала.
— Не порите ерунду, Джонсон.
И начал рассуждать вслух:
— Мне кажется, что пока ничего страшного не произошло. Вполне возможно, у парней просто временное помешательство. Да, и самое главное! Пресса локализована. Надо будет дать распоряжение напоить их всех за счет армии США, и никто не выйдет из пресс-центра до утра. Главное, чтобы ни они и никто другой не увидели этого света сейчас, пока темно. Надеюсь, днем при солнечном свете, это необычное излучение будет заметно меньше, и меньше будет оказывать негативного воздействия. Да, точно! Давайте дождемся утра, и с первыми лучами солнца попробуем бросить в город спецназовцев. Ну или этих парней из «Черных ястребов». Думаю, они не будут распускать нюни при виде яркого света. Как вам такое предложение? А?
На экране появилась рябь вперемешку с волнистыми линиями. На какое-то время лицо барона фон Клюге исказилось под воздействием радиопомех, а когда появилось вновь, то стало похоже на рыбу, выброшенную на берег и ловящую ртом воздух. Пропал звук. Джонсон поморщился и схватился за трубку селекторной связи.
— Что там, черт возьми, происходит?
Услышав ответ, он выругался еще раз.
— Тысячи чертей, переключите на резервный канал. Мы еще не закончили. — и положив трубку, пояснил Кисенгеру:
— Непонятные помехи в эфире, как будто работает какая-то станция и забивает наш канал.
Наконец голова в экране снова стала говорящей:
— … и поэтому мы не можем ждать до утра… Действуйте немедленно, — услышали Кисенгер и Джонсон. Они оказались в неловком положении. Барон не любил, когда его переспрашивают. Однако, деваться было некуда. Кисенгер задал уточняющий вопрос:
— Вы считаете, что в такой ситуации можно задействовать военно-морские силы?
— Вполне.
— Вы даетесь санкцию?
— Да, мать вашу, — дважды уточняющих вопросов фон Клюге не любил еще больше.
— Свяжитесь с адмиралом Канаки, у него наверняка поблизости есть какая-нибудь неучтенная подводная лодка с тактическим ракетным вооружением на борту. Дайте ему координаты цели… Пусть даст один залп. Одна ракета! Не больше. Потом пошлете специалистов, зачистите место, и можно будет все списать на террористов, националистов или еще кого-нибудь. Это уже по твоей части, Гарри. Да может быть, и списывать ничего не понадобится. Город ведь почти пуст, журналисты все под замком. Никто не узнает. Кисенгер и Джонсон переглянулись.
— Согласны?
— Да. Так точно, сэр.
— Ну, вот и отлично. Как сделаете, доложите результат.
Барон фон Клюге протянул руку, и экран потух.
Глава 2
Площадь трех президентов
…Данила сидел на голове третьего президента России. Рядом валялось его туловище, руки и ноги. В одной руке была зажата погнутая лыжная палка. Президент загадочно улыбался, но ничего не имел против того, чтобы на нем кто-то сидел, потому что был памятником, причем памятником, разрушенным и свергнутым с пьедестала. Пьедестал памятника находился на перекрестке двух дорог, но и его взрывом раскололо на мелкие куски и разбросало в разные стороны.
Ознакомительная версия.
