В это же время Главари быстро нырнули в свой автомобиль, и Ханаконда прорычал водителю: «Гони живо». Мысли в их бедных головах перепутались, они никак не могли сообразить, кто остался в выигрыше.
Как Болтик преодолел в себе мучительные переживания в пользу одного миллиона фертингов и перестал быть независимым журналистом
Этой же ночью Болтик готовил к эфиру сенсационный выпуск передачи «Момент секретности». Он тщательно смонтировал все последние материалы, а затем снабдил их архивными вставками и собственными комментариями. Материал получался взрывной, и это было только начало… Но вот в первом же выпуске утренних новостей сообщили о событиях нынешней ночи в ресторане «Весёлый клоун». Встреча финансовых воротил и непонятный налёт перепутали Болтику все карты. Теперь передача не могла выйти в эфир в прежнем виде. Всё, что он разведал с таким трудом, подвергая себя смертельной опасности, внезапно устарело и потеряло связь с сегодняшним днём. Необходимо было срочно и любой ценой разведать что-то о ночных переговорах, а затем вставить этот фрагмент в передачу и расставить все точки над «i». И Болтик стал лихорадочно перебирать в уме всех, кто имел какое-либо отношение к ночным событиям. Гризль, Гризль… Они были знакомы по работе в «Давилонских юморесках». Гризль был редактором и часто хвалил Болтика за хорошие материалы. Вспомнит ли он его сейчас?..
Болтик в задумчивости грыз кончик карандаша, когда раздался звонок по местному телефону и вахтёр с проходной сообщил, что Болтика желает видеть некто господин Гризль.
— Что?! — закричал Болтик. — Как вы сказали? Пропустите, пропустите его немедленно! — И он сам побежал навстречу нежданному гостю.
— Рад вас снова видеть, коллега, — сказал Гризль, когда оба вернулись в кабинет и уселись в кресла. — С интересом слежу за вашей творческой деятельностью. И в прессе, и на телевидении… Очень впечатляет, очень…
— Благодарю вас. — Болтик расплылся в улыбке, удивляясь собственной угодливости.
— Но и вы были в своё время выдающимся мастером своего дела. Ваши статьи, фельетоны, редакторская работа… Я всегда откровенно восхищался вашим умением повернуть тему нужным образом и вашим неподражаемым юмором.
Гризль поднёс руку к груди и слегка поклонился.
— Однако в жизни наступает время, — произнёс он, подняв вверх указательный палец, — когда информационный бизнес перестаёт удовлетворять широкую, неординарную натуру… Не кажется ли вам, господин Болтик, что такое время для вас уже наступило?
Болтик растерялся. Он всё ещё не понимал, к чему клонит управляющий делами миллиардера Пупса.
— Работая на публику, — продолжал Гризль, — вы направляете свой талант в никуда, бесцельно распыляете его, получая взамен жалкую популярность и жалкие гроши. Но публика неблагодарна: как только она вами насытится и у неё появится новый кумир по части сенсационных разоблачений, про вас забудут. Вас даже никто не пожалеет, потому что вы для них бесцеремонный и циничный проныра, который всегда найдёт для себя какое-нибудь грязненькое, но хорошо оплачиваемое дельце. Вы останетесь без капитала и положения в обществе, в лучшем случае на должности редактора какой-нибудь дешёвенькой жёлтой газетёнки, в суете ежедневной текучки и в полнейшем забвении. Горение яркой звезды внешне эффектно, но — увы! — весьма быстротечно, господин Болтик. Подумайте о своём будущем, пока не поздно, ведь вы очень смышлёный коротышка.
Болтик не нашёлся что сказать и почесал карандашом за ухом.
— А между тем многие коротышки очень ловко устраиваются в этой жизни, — продолжал Гризль своё мягкое давление.
— Конечно, господин Гризль, вам в жизни очень повезло.
— Я, конечно, не имел в виду себя, но раз уж вы сами заговорили… Знаете, почему мне повезло?
Болтик пожал плечами.
— Потому что я не пытался угодить всем сразу. Я служил интересам одного-единственного, но достойного во всех отношениях коротышки.
— Я понимаю, «Давилонские юморески» принадлежали господину Спрутсу…
— Да, для многих это не являлось секретом. Господин Спрутс вкладывал в газету хорошие деньги, а я печатал добротные материалы, хорошо отражавшиеся на авторитете и благосостоянии господина Спрутса.
— Ничего не имею против, — согласился Болтик. Тут надо заметить, что и тот и другой были уверены, что у собеседника имеется портативный магнитофон, а потому отзывались обо всех упоминаемых коротышках весьма корректно.
— И чем всё это для меня закончилось? — продолжал г-н Гризль.
— Чем?
— Тем, что господин Спрутс рекомендовал меня для работы секретарём и управляющим делами богатейшему коротышке нашей планеты господину Пупсу.
— Да, вы неплохо устроились.
— Хотя об этом не принято говорить, хотите знать, какой у меня теперь оклад?
Болтик сделал вежливо-заинтересованное лицо.
— Сто тысяч фертингов в месяц, или один миллион двести тысяч фертингов в год. И это не считая доходов от ценных бумаг!
Болтик выронил карандаш, который всё это время машинально вертел в руках.
— Как вы понимаете, такие деньги не очень-то легко потратить. Приходится вкладывать в недвижимость, золото, произведения искусства. Господин Пупс мог бы легко удвоить сумму моего оклада, если бы я попросил его об этом, но я не прошу.
— Наверное, вы очень ценный работник, — глухо произнёс Болтик, опустив глаза.
Сам он давно уже влез в долги, его газету могли закрыть со дня на день, и доходы собеседника его ошеломили.
— Разумеется, — согласился Гризль. — Иначе я бы просто не взял денег. Эти деньги являются лишь малой частью той прибыли, которую получает господин Пупс благодаря моей неустанной и весьма плодотворной деятельности.
— Чего же вы хотите от меня? — спросил Болтик напрямик, устав от разговора, который его изматывал своей неопределённостью.
— Я хочу, чтобы вы начали работать на господина Пупса, — так же напрямик ответил Гризль.
— Что?
— Да, да. Я здесь по поручению именно этого господина. Миллиардера и, скажу вам по секрету, очень, очень неглупого коротышки.
Болтик наконец всё понял, однако находился в нерешительности. Его буквально разрывали внутренние противоречия. Он ещё не знал, чем закончится этот разговор.
— Стало быть, вы хотите купить меня со всеми потрохами? — произнёс он, оттягивая время.
— Это уж как вам угодно, — сказал Гризль, — но за эти самые потроха, как вы изволили выразиться, господин Пупс для начала выплатит вам один миллион фертингов.