– Не спрашивайте, что может сделать для вас Бог. Спросите, что вы сами можете для Бога сделать.
Мы наблюдаем, как все люди стоят и молчат, словно под гипнозом смотрят на протоиерея и слушают, что он говорит. Ну не совсем он, а то, что выдают динамики. Даже если приглядеться, то все равно не сможешь разглядеть его лицо, тем более говорит ли он вообще.
Это я к тому – насколько большое деревянное распятие.
Еще пахнет какой-то малолеткой.
– Неужели они действительно верят во все это? – спросила меня Светлана.
– Отчасти.
– Что значит отчасти?
Я объясняю:
– Они слушают, что им говорят и то, чему их учат. Потом отсеивают из всего только то, что им подходит, и верят в это.
– Но им же подходит не все.
– Конечно не все, и даже не большее. Им подходит ничтожный процент из всего того, что им говорят и чему их учат.
– Что они делают с тем, что им не подходит, то есть с большинством?
– Все что как-то противоречит им и во что они не верят. Все это они попросту не замечают, или стараются не замечать. По крайне мере стараются.
– Это как верить в Бога, но не верить в Дьявола. Несмотря на то, что о них написано в одной и той же книге – в Библии.
Я подумал с минуту и ответил:
– Да, но… даже проще. Это как верить, что убийство – смертный грех и за него попадешь в ад. Потому, что сказал Господь Моисею «не убий». И не обращать внимания на то, что Моисей со своим стадом 40 лет в пустыне рубил всех направо и налево, во имя Господа. Да и сам Моисей убил Египтянина и скрыл его в песке.
Я добавляю:
– В Библии – постоянно кто-то кого-то убивает.
Светлана говорит:
– Убийство есть убийство, совершают ли его по долгу службы, ради веры, выгоды или развлечения.
К нам подходит матушка и говорит, что патриарх готов нас принять.
Патриарху Сергию на вид больше пятидесяти лет. Он в гражданской одежде. Сидит за большим столом. На столе: рамки с фотографиями, но фото с наших мест не разглядеть, куча бумаг. За его спиной на стене висит точно такое же распятие, как и то, что висело за спиной протоиерея, но размером поменьше.
Он указал рукой на стулья, и мы присели.
– Здравствуйте, – начал он. – Вы пришли по поводу тех жутких убийств подростками, которые потом покончили жизнь самоубийством?
– Да, – ответил я.
– Все дело в том, – начала Света, – что подростки совершали это, почти сразу после того, как им исполнялось 14 лет. И мы до сих пор не знаем, были они знакомы с жертвами, да и мотив нам не известен. Даже предположить не можем, что их на такое сподвигло. Единственное соединяющее звено, оказались вы, так как подростки, жертвы и родители подростков ходили в ваш храм.
– Наш храм – единственный храм на острове. Это может быть и простым совпадением. К нам за службу приходят до 7 тысяч человек.
– Кстати, а, сколько сейчас человек пришло на службу? – спросил я.
– В выходные всегда больше всего людей. Поэтому мы и сделали такой большой зал для службы.
Он берет тетрадку со стола, открывает и средним пальцем правой руки проводит вниз и останавливается.
– Сегодня, как и во все выходные дни, ровно 7 тысяч вместе с вами.
– Вернемся к делу, – начала Светлана. – Может мы бы и не обратили внимание на эти дела, если не одно обстоятельство. Девочка в квартире на оконном стекле написала «ПОЯС КАИНА», а парень на лобовом стекле машины «ИУДА». Это…
– Я знаю, откуда это, – перебил ее патриарх.
Он спросил:
– Вы закрыли дела?
– Да, – ответил я.
– Тогда зачем вам это?
– Мы предполагаем, что такие преступления будут продолжаться.
Патриарх Сергий спрашивает:
– Вы верите в Бога?
– Отчасти, – ответили мы одновременно.
По его взгляду понятно, что он не совсем понял как это.
Я отношусь к типу тех людей, которые боятся сказать вслух то, о чем они думают. Тем более о религии. Тем более верующему. Тем более патриарху. Таких как я, называют внутренне не свободными.
Светлана же не такая. Она считает себя внутренне свободной, в этом внешне охуенно не свободном мире. Поэтому говорит все что думает, если ее о чем-то спрашивают. И это немного напугало, потому что я знал, что сейчас будет.
– Ответьте мне Сергий, – начала Светлана. – Можно я вас так буду называть?
Патриарх кивает головой.
Света продолжает:
– Ответьте, пожалуйста. Для чего или зачем верить в Бога? Это необходимо для выживания, как умение добывать пищу?
– Светлана, ответьте сначала на мой вопрос так, чтобы я потом полностью смог сформулировать правильно и понятно ответ.
– Хорошо.
Светлана подумала с минуту и начала говорить. Я мог остановить ее или хотя бы перебить, чтобы вернуться к тому, зачем мы сюда пришли. Но если честно, то мне хотелось самому послушать их дискуссию.
Когда кто-то, делает то, что ты не можешь – это вызывает восхищение.
Светлана говорит:
– Я не питаю ненависти к единственному истинному богу, что подтверждает мою веру в него. Я ненавижу Бога, созданного людьми.
Она продолжает:
– Я ненавижу то, кем вы его создали. Достаточно прочитать библию, и станет ясно, что Бог – это что-то кровожадное и очень жестокое. Он то и дело ждет, когда ты согрешишь, чтобы сразу наказать тебя и отправить в ад.
Света продолжает:
– Большинство верят в Бога, потому что боятся в него не верить. Потому что вы их запугиваете. Люди стали бояться Бога, больше чем Дьявола. На самом деле, Бога нужно не бояться, а любить. И верить в него, потому что любишь его, а не потому что боишься его.
Она продолжает:
– В детстве я любила Бога и верила, что он меня тоже любит. Но с каждым годом все больше и больше начинала его ненавидеть и думать, что он ненавидит меня. Из-за постоянного прессинга религии.
Она продолжает:
– Это, как родители и дети. Когда ребенок живет с папой и мамой – он их любит. Но что-то произошло в семье и родители развелись. Ребенок живет с одним из родителей, а другой его навещает, и ребенок, пока еще по-прежнему любит обоих. Потом родитель, с которым ребенок живет, начинает запугивать, говорить, что тот родитель его не любит. Начинается засирание мозга. Постепенно в ребенке зарождается неприязнь, а потом и ненависть. И вот когда ребенок вырастает, он уже лютой ненавистью ненавидит родителя, с которым не жил. Он думает, что тот его тоже ненавидит, потому что ему все детство и всю юность об этом говорил родитель, с которым он жил. Хотя на самом деле, родитель с которым он не жил, любит его, и любил всегда. И сейчас не понимает, почему получилось то, что получилось.
