Три ели были ещё совсем молодые, а четвертая, вековая, ровно спилена.
— И тут браконьеры! Ну надо же! — проворчал, глядя на это Билл, — Хоть бы они уснули со своими топорами в обнимку! Вырезают, небось, из этой древесины безделушки…
— Красивые, должно быть, безделушки, — восхищённо пробормотала Кирочка.
На спиле древесина была тёмно-серая с тонкими ярко-фиолетовыми годичными кольцами и капельками застывшей сиреневой смолы. Кирочка обошла пенек площадью с небольшой обеденный стол вокруг. Прикоснулась к его прохладной чуть липкой поверхности.
— Из сока этой ели делают «Античар», который мы принимаем, — пояснил Билл, — понюхай хвою, заметишь, как сразу прояснится в голове.
Кирочка подошла к молодой ели. Хвоя на ней была тёмно-тёмно серая, почти чёрная, блестящая и жёсткая, как будто сделанная из пластмассы.
Крайст вырвал несколько иголок и, размяв их пальцами, протянул Кирочке.
Они источали свежий и острый запах, чем-то напоминающий аромат свежей лимонной цедры. Вдыхая его, девушка ощутила прилив бодрости. Брести по мягкому длинному мху после этого стало как будто немного легче.
Пройдя вперёд всего около сотни шагов, Кира и Билл снова увидели нечто, заставившее их остановиться. Из чащи с небольшой корзинкой в руке прогулочным шагом вышел Ниоб. Он даже не заметил, казалось, непрошенных гостей леса, непринуждённо нагнулся за чем-то, вероятно, за грибом или горстью розаники, крупной, сочной, розовой болотной ягоды, затем запустил руку в корзину, скорее всего, погружая туда находку, выпрямился и, как ни в чём не бывало, помахивая суковатой палкой, служившей ему посохом, продолжил свой путь по пышному голубоватому мху.
Билл проводил Ученика Магистра Белой Луны сумрачным взглядом.
— Это твоя фрея, — уверенно заключила Кирочка.
— Возможно, — отозвался Билл задумчиво, — впрочем, не исключено, что он настоящий.
— Вряд ли. Он попытался бы нам помешать.
— Не факт. Если Ниоб приближённый Друбенса, то это не означат, что он не может иметь собственного мнения.
Загадочный грибник тем временем пересёк тропинку в каком-нибудь десятке шагов от места, где стояли Кира и Билл, не удостоив их ни единым взглядом. Он ещё немного походил в зоне их видимости, регулярно нагибаясь за чем-то и выпрямляясь, а потом исчез в чаще.
Лес постепенно начал редеть, и вскоре, к большому облегчению для путников, тропинка выскочила из него на совершенно открытую местность, впереди — на вершине пологого песчаного холма — виднелись в сумерках мягко светящиеся окнами домики небольшой деревушки.
— Может, и не найдём никого, а хоть воды попросим, — сказала Кирочка, — я пить хочу.
Билл протянул ей флягу.
— Доверие ко Вселенной штука хорошая, но не в нашем деле, — пояснил он.
Войдя в деревню, Кирочка обнаружила, что проголодалась.
— Крайст, а бутерброда у тебя случайно не найдётся? — печально осведомилась она.
— К сожалению, нет. Худей.
Кирочка брела понурив голову, еле волоча свои длиннющие ноги.
— Может посидим, я так устала…
— Хватит ныть, — резко осадил её Билл, — неужели ты не понимаешь, что все это — испытания Ущелья? Запомни: удовлетворение желаний никогда не меняет ничего в тебе, развитие обусловлено всегда лишь их преодолением.
Кирочка нехотя сделала ещё несколько шагов. Она совсем уже было пала духом, но вдруг заметила на лавочке возле одного из деревенских домиков знакомую хрупкую фигурку.
— Эрн! — воскликнула она.
Юноша поднял голову.
— Кира! Крайст! — воскликнул он с искренней радостью, — Слава богу, что вы пришли! Заберите меня скорее отсюда.
— А где Друбенс? — подозрительно поинтересовалась Кира, — да и вообще, не слишком ли всё просто, сразу вошли и сразу нашли, посмотри-ка на меня хорошенько, не морок ли ты, не глюк ли?
— Друбенс спит, — ответил Эрн с лёгким оттенком досады, — а Ниоб ушёл за грибами.
— Спит? — удивилась Кирочка.
— Он уверен, что Ущелье никого сюда не пропустит, а если и пропустит, не выпустит…
— Это он в точку, — заметил Билл, — радоваться рано, надо ещё суметь отсюда уйти.
— Тогда давайте не будем мешкать, — сказала Кирочка. Ей представилось в этот момент страшное лицо Друбенса, который спал в кресле с открытыми глазами.
Все трое двинулись по тропинке в сторону леса. Не прошло и десяти минут, как навстречу идущим попался Ниоб с полной корзиной каких-то синеватых колченогих грибов. Они остановились.
— Добрый вечер, — сказал Билл, — довольно странно собирать дары леса в сумерках, вы не находите?
Ученик Друбенса, насколько он мог судить по своим воспоминаниям о книжной ярмарке, ничуть не изменился. На голове у него надет был всё тот же тюрбан, что и десять лет тому назад, яркий, как у циркового фокусника; рукава халата точно так же размашисто свисали вокруг сильных волосатых рук, и лицо хранило всё то же выражение спокойного достоинства человека, знающего нечто, неведомое никому другому на свете.
— Добрый, — ответил Ниоб сдержанно и просто, словно он встретил соседа, а не людей, очевидно собирающихся похитить пленника его Учителя, — грибы чаровики как раз лучше всего собирать в темноте, они начинают светиться после заката.
— Мы решили немного прогуляться… — пролепетал Эрн, его виноватая интонация, даже если бы Ниоб до сих пор ни о чём не догадывался, выдала бы беглецов с головой.
Но Ученик Магистра даже бровью не повел, он взглянул на Крайста, как показалось всем троим, с любопытством, остальных он не удостоил своим вниманием вообще, и пошёл дальше по тропинке к домику, осторожно поддерживая повешенную на локоть корзину.
— Надо же! Великая ценность! Поганки какие-то… — неприязненно заметила Кира.
— Из них варят элексир забвения, — значительно произнёс Эрн.
— Стой! — окликнул уходящего Ниоба Крайст.
Тот медленно обернулся.
— Ты почему за нами не гонишься, глиняная твоя чалма? — спросил Крайст с шутливым возмущением.
— А оно тебе надо? — в той же манере ответил ему Ниоб, и на его лице, широком, смуглом и загадочном, по которому решительно невозможно было определить возраст, мелькнуло некоторое подобие добродушной улыбки, — я не буду мешать вам, но и не помогу, — добавил он после небольшой паузы и вновь погрузился в своё удивительно ёмкое сосредоточенное молчание, в котором, казалось, больше смысла, чем в иных многословных тирадах.
Повернувшись, он пошёл к домику, и спина его удалялась так красноречиво, что стало совершенно ясно — он уже больше ничего не скажет.
Пока путники двигались в сторону леса, стемнело окончательно. Сонные маленькие феи попрятались под широкие листья, небо с одного края позеленело, и первые звёзды, словно рисовые крупинки, просыпались на его переливающееся полотно.