Сам Ислам Реджепов прямо называл себя «самым горячим сторонником нерушимости Рижских соглашений». Не удивительно, что переворот в Рязани и падение Москвы взволновал его даже сильнее, чем Госдепартамент США. Более того, в Самаре только служба безопасности IRG Bank of Samara оказала сопротивление мятежникам: пока шла перестрелка, спецпредставитель Реджепова Малик Хайрулин методично копировал и пересылал всю финансовую документацию, параллельно уничтожая носители информации.
Короче говоря, Реджепов был человеком континентального масштаба. В Екатеринбурге ему принадлежал небоскреб «Азия-II», над которым в подоблачной выси горела неоном вывеска Islam Redzhepov Group. Обычно он принимал посетителей в своём огромном пентхаусе, или внизу, в специальном зале ресторана «Eurasia». Именно туда он пригласил на поздний ужин членов срочно сформированного Временного Совета Обороны Республики.
…Водянкин хотел приехать на встречу чуть раньше, предполагал кое-что обсудить без лишних свидетелей, но, к его разочарованию, в зале уже находились Жихов, его заместитель Михайлов и директор IRG Bank of Ural Борис Мурадов. Они сидели вокруг столика в низких кожаных креслах. Жихов что-то рассказывал, а Реджепов сосредоточенно слушал, подперев голову рукой. Водянкин вежливо кивнул всем издалека и сел поодаль, подав знак стоявшему у стойки бара официанту подойти. Первая встреча с Реджеповым всегда оставляла странное впечатление. «Тот самый Реджепов» оказывался невзрачным человеком среднего роста, с некрасивым лицом, низким лбом и лысиной, проглядывавшей сквозь негустые чёрные волосы с ранней сединой. Типичный узбек, которого можно бы представить торгующим фруктами на базаре, если бы не усыпанные брильянтами часы, подарок бухарского эмира и холёные руки банкира. В одежде он предпочитал черный цвет - безукоризненный чёрный костюм, чёрная шелковая рубашка со стоячим воротничком и чёрные туфли на тонкой подошве стали его фирменным стилем. Очень просто, но очень дорого. Водянкин так и не смог преодолеть в себе любопытства к этому человеку, хотя в последнее время они общались всё чаще и чаще. Наконец Жихов закончил говорить. Реджепов откинулся на спинку кресла, и некоторое время сидел молча, разглядывая потолок зала.
…Открылась дверь и в зал, с небольшими паузами, вошли Полухин, Овчинников, и председатель верхней палаты Законодательного Собрания, хозяин нескольких заводов Александр Огарихин. «А старика Моронина опять не позвали!», - злорадно отметил Водянкин. Спикера нижней палаты, старого лысого приспособленца, уже давно всерьёз не воспринимали, как, впрочем, и всю думу в целом.
Постепенно клуб заполнился народом. Сева встретил всех своих знакомых и коллег. За это он и любил, и не любил подобные мероприятия. Собственно, всё было заранее известно: кто придёт, кто что скажет, кто как будет вести себя до, вовремя и после пьянки.
Сначала в ход пошли напитки, официально выставленные в витринах, потом - контрабандные виски и китайский бренди без акцизных марок. Сева оказался за столиком, где сидели ребята с Уральского Телевидения. Им выдавали зарплату в франках, поэтому стол у них был скромный. Сева всегда тяготился бедностью своих коллег и поэтому, как обычно, взял ситуацию под контроль и сразу заказал массу еды и выпивки. Наступило приятное оживление, ему представили девчонку из Челябинска, какую-то тележурналистку с городского канала, и он немедленно и бескомпромиссно принялся с ней флиртовать.
В какой-то момент его схватил за руку и утащил в дальний угол совершенно пьяный Серёжа Пушкарин, пресс-секретарь министерства финансов. Сева сначала удивился, увидев его здесь, но из его путаного рассказа выяснилось, что вип-вечеринка в «Порто-Франко» прошла скомкано, а все «вожди» куда-то уехали вскоре после начала, сразу по завершению протокольной съёмки. Ну а он поехал допивать в Mo’s Cow. Севе стало интересно, что же такое происходит в верхах. Последние недели власти как будто впали в ступор. Пироговщина катилась к Уралу, а в Екатеринбурге упорно делали вид, что боятся совершенно нечего. Кроме усиленной пропагандистской обработки по информационным каналам (которая совершенно никого не вдохновляла и не впечатляла) никаких других мер не предпринималось. А тут ещё и этот нелепый банкет в честь нелепой же конституции! Между чем, непонятно когда возникшее политическое чутьё подсказывало, что развязка близка и Сева попытался выпытать из полупьяного уже Пушкарина все возможные подробности. Выяснилось, что президент и премьер держались бодро, но вообще всё было как-то нервно. Кроме того, некоторые персонажи отсутствовали в принципе - не было ни Ряшкина, ни Старцева, ни Трепакова. Отсутствие на протокольном мероприятии всего недобитого клана Титаренко очевидно имело какой-то глубокий смысл. Серёжа ещё туманно намекал, что в городе Реджепов и что «что-то произошло днём, но никто ничего не знает», после чего удалился в сторону бара нетвёрдой походкой.
Веселье, тем не менее, шло своим чередом, началось пение под караоке. Сначала последние хиты, потом какие-то песни в стиле конца прошлого века, потом песни на иностранных языках. Сева и сам решил что-нибудь спеть, чтоб окончательно поразить воображение провинциальной телезведочки и, выхватив микрофон из ослабевших рук коллег, вдруг неожиданно для себя заказал гимн Республики. На мгновенье шум прекратился, потом раздались какие-то протестующие вопли, но с первыми звуками что-то изменилось.
Конечно, это было глупо. Пафосный и корявый гимн Республики, наскоро переделанный из старинной песни первых сепаратистов и с тех пор носивший название «Преображение Урала» мог вдохновлять людей на что-то только в ситуации глубокого опьянения, но сейчас кроме опьянения Сева почувствовал кое что ещё. Ему захотелось громко и дерзко проорать эти затёртые слова, что б услышали в Перми и Москве, что б знали, что не все так просто… Что ему, простому парню из Екатеринбурга, не нужна их Москва, потому что он сам там никому не нужен, а в этой глупой республике востребован и даже вроде как уважаем. Короче говоря, бывают моменты, когда человеку хочется спеть гимн своей страны, чтоб хоть на мгновенье почувствовать себя частью чего-то большего. Особенно тогда, когда земля вот-вот может уйти из-под ног, а хрупкая, но привычная реальность рассыпаться, обнажив бушующее море враждебной и страшной неизвестности. В такие моменты человек хватается за то, что у него есть - хоть бы и за такую призрачную категорию, как государство. Даже если государство это в трезвом уме кажется ему нелепым недоразумением, возникшим на карте по какому-то непонятному недосмотру судьбы.
