— А это, — сказал он, указывая на идущую рядом с ним женщину, — моя сестра Эстела.
Я вздрогнул и только и смог вежливо кивнуть. Ее имя означало «звезда», и я счел это еще одним знаком, что дорога мною выбрана правильно. Как бы то ни было, спутниками они оказались приятными и, как я и надеялся, по дороге развлекали нас всяческими историями.
Погода стояла восхитительная, земля, еще не сожженная ярким, безжалостным солнцем Юга, поражала яркими и сочными красками зелени, голос мужчины был приятен и выразителен. Говорил только он, женщина молчала, погруженная в свои мысли, изредка бросая на меня быстрые настороженные взгляды. Делать это она старалась как можно незаметнее, и как только я поворачивался к ней, сразу опускала глаза, всем своим видом показывая, что я ее совершенно не интересую. Моему рассказчику особенно любы были героические сказания, из чего я заключил, что он уроженец Севера, что и подтверждало робкое и молчаливое поведение его спутницы. Как все выходцы с Севера, он восхищался Карлом Великим, императором франков, и не уставал нам доказывать это, рассказывая про него множество историй. Я не прислушивался особенно, я не очень любил императора, хотя не могу отрицать, что подвиги, им совершенные, были немалыми. Но тут до меня донеслись произнесенные им слова, и я насторожился, поняв, что речь ведется о звездной дороге. Эти слова в его устах прозвучали как-то особенно значительно. Певуче медленно он произнес:
— Однажды, а случилось это незадолго до смерти великого императора, приснился ему сон. Привиделись ему звезды, что кружились над ним и говорили с ним. Они показали императору путь, усеянный звездами, и жаловались они ему на то, что путь этот занят сарацинами. Заклинали звезды императора, чтобы очистил он «звездную дорогу» от врагов христиан, захвативших Иберию. Внял Карл призыву небесному, отправился в поход, и закончился он великой победой.
Слушая его выразительный тихий голос, я весь дрожал от невиданного возбуждения, и хотя ярко светило солнце, я увидел, что все небо внезапно оказалось усеянным звездами, сияние их затмевало солнце, казавшееся в это мгновение обычным светлым диском. Звезды начали свой танец, состоявший из каких-то сложных геометрических фигур, это продолжалось некоторое время. Я скосил глаза на своих спутников, желая понять, видят ли они то же, что и я. Но их поведение, казалось, совсем не изменилось, только на устах женщины появилась загадочная блуждающая улыбка, которая, впрочем, быстро угасла от резкого взгляда ее спутника. Звезды продолжали свое движение. Внезапно они застыли, неожиданно, как по команде, словно услышали чей-то приказ. Побыв немного в полной неподвижности, они медленно продолжили свое движение, уже по-другому, как-то упорядоченно, выстраиваясь в гигантскую колонну. Я увидел сверкающую дорогу, невероятным образом прочерченную в дневном небе, уходящую вперед, и теряющуюся где-то в бесконечности. Еще через некоторое время звезды стали медленно тускнеть, уступая место солнцу и свету дня. Пораженный, я молчал, а голос рассказчика говорил еще о чем-то, о подвигах, о великих битвах, и тут мне пришло в голову, что за то время, что я видел это небесное знамение, я не слышал ни одного слова, произнесенного ни одним из моих спутников. Кажется, что я ехал совсем подругой местности, один, без них. Мне даже захотелось спросить их, видели ли они меня, не исчезал ли я внезапно. Но тут я вспомнил взгляд, искоса брошенный на меня сестрой паломника, и подумал, что она-то точно меня видела, не могла же она бросать такие взгляды на совсем уж пустое место.
Это происшествие так смутило мою душу, что я еще долго не испытывал желания принимать участие в общей беседе, что разгоралась вокруг. Я ехал, полностью погруженный в себя, и в который раз думал, что направление выбрано правильно, ведь дорога, в которую выстроились звезды, полностью совпадала с той, что простиралась предо мною. Как оказалось, времени для того, чтобы обдумать происходящее, да и записать его, у меня было достаточно, потому что за несколько последующих дней пути ничего особенного не происходило, кроме беспокойства, доставляемого нам несчетным числом ворон, часами с громкими криками кружившимися вокруг нас и старавшимися вцепиться в голову.
Несмотря на холодные ночи, обычно мы располагались на ночлег под открытым небом, и я долго не мог заснуть, до боли в глазах всматриваясь в небо, где царили яркие огни, неподвижные и дразнящие. Я ждал сам не знаю чего, быть может, я ждал, что они мне вновь подадут знак, быть может, я ждал, что они смогут подсказать мне, что и как делать дальше, но после пугающе-восхитительного появления среди бела дня, они затаились и молчали.
Наши запасы подходили к концу, и мы подумали, что надо бы остановиться в ближайшем городе или деревне, чтобы сделать необходимые закупки и, пользуясь случаем, отдохнуть денек-другой.
Как-то незаметно Рауль занял очень важное положение в нашей небольшой группе. Он производил впечатление человека, не в первый раз идущего этой дорогой, и поэтому всем показалось естественным передать ему все права нашего проводника. По непонятной мне самому причине я ни разу не спросил его, правда ли это, но шел он с уверенностью бывалого человека. Когда Рауль предложил мне остановиться на небольшой отдых в Ронсевале, я согласился, положившись на его опыт и, по правде говоря, еще потому, что мысли мои больше были заняты другим. По дороге к месту нашего отдыха со мной произошел несчастный случай, который породил во мне множество подозрений. Неподалеку от Ронсевальского ущелья — ущелья смерти, о чем сразу учтиво подсказал мне мой неутомимый рассказчик, где погиб славный граф Роланд, спутник императора Карла, — мне почудилось, что лошадь моя захромала. Я решил проделать часть пути пешком, ведя ее за собой, стал спешиваться, и вдруг откуда-то вылетела стрела и, несомненно, попала бы в меня, если бы я в тот самый момент не нагнулся, чтобы сойти с лошади. Стрела была пущена мастерски, именно туда, где мгновением раньше была моя голова. Происшествие это вызвало много криков, все поспешно бросились искать стрелу и того, кто бы мог ее пустить, но я почему-то знал, что они ничего не найдут. Так оно и вышло. Только два человека оставались спокойными и не принимали участия в суете поисков: это были мы с Эстелой. Я смотрел на нее, недоумевая, она же тихонько сидела неподалеку, явно занятая своими мыслями, и, казалось, не слышала шума, который подняли те, кто упорно искал злоумышленника. Брат же ее, напротив, деятельнее всех занимался поисками и громче всех выражал беспокойство. Наконец я предложил прекратить бесполезное занятие и сказал им, что если мы не поторопимся, то темнота застанет нас здесь, а этого-то мне, по понятной причине, совершенно не хотелось. Мы отъехали совсем немного и увидели придорожный крест, старый и покосившийся. Как нарочно, он издавал неприятный жалобный звук. Даже когда мы отъехали достаточно далеко от него, этот надсадный визг долго стоял у меня в ушах, что было, несомненно, дурным предзнаменованием.
