Ежась от раннедекабрьского холода в своем шерстяном пальто с накладными карманами, Диего стоял на носу «Дней на Янне», наблюдая за тем, как приближается родной Район, еще отделенный темнеющей водной поверхностью, освещенной лишь склоняющимся к Центру Дневным Солнцем. Сезонное Солнце давно скрылось из вида; теперь оно согревало другие части Города, и эти знакомые рассеченные Бродвеем дома, которые Диего называл своими, приняли вид расставленных перед боем шахматных фигур.
Стоявшая рядом с ним Волузия куталась в корабельное одеяло, желая защититься от суровой погоды. После безрадостных дней, проведенных в Палмердейле, она пребывала не в духе, и злилась, когда не могла согреться. Диего не хотел обвинять ее за то, что она так близко к сердцу приняла случившуюся трагедию. И его самого терзали печальные итоги их «культурной миссии».
— Как я буду рада, когда сойду на берег в нашем милом, милом Гритсэвидже, — проговорила Волузия. — И плевать, если мне больше никогда не доведется путешествовать.
— Мне тоже. Я не хочу.
— Плохо все-таки, что наши большие надежды на эту вылазку завершились таким вот итогом.
— Лично я считаю, что нам повезло, раз мы остались живы.
Возле закрытого магазина Гимлетта Диего стиснул руку Волузии. Облик, шумы, запахи Гритсэвиджа порождали в нем острую ностальгию. Сердце замирало от благодарности. У него резко поднялось настроение; он уже представлял себе, как тошнотворные остатки прошедшего кошмара улетучиваются из его сознания.
— Диего, я сегодня не хочу оставаться одна.
— Что ты, конечно, нет. Мы остаемся у меня. А утром зайдем к моему папе.
— Отлично. Тогда пошли.
Воздух в квартире показался затхлым, и Диего открыл окно. Затем он кинулся к щитку термостата, чтобы включить батареи. Но и через полчаса радиаторы оставались холодными, как всегда. Выдыхая пар, Диего спустился и постучался в дверь домовладельца. Но Рексолл Глиптис не подавал признаков жизни, и Диего вернулся несолоно хлебавши.
— Пойдем лучше к тебе, Вол. Здесь какая-то морозильная камера. Я завтра же съезжаю из этой конуры.
— Нет, я слишком устала. Просто достань парочку одеял, и все будет хорошо.
Диего последовал совету Волузии, и вскоре они скользнули под груду одеял. Не успели они почувствовать приближение забвения, как сон сковал их.
Около трех часов ночи Диего внезапно проснулся.
В комнате был еще кто-то. Кто-то шептал:
— Ди, ты меня слышишь, Ди?
Диего осторожно прошептал в ответ:
— Кто здесь? Что вам нужно?
— А-а-а, это чудо! Наконец я тебя нашел! А ведь сколько раз пытался! Ди, это я, Зохар!
Волузия продолжала невозмутимо храпеть. Диего встал и подошел к радиоприемнику. Приемник был выключен, лампочка не светилась, но, как бы то ни было, голос Зохара доносился оттуда.
— Ди, я не могу долго говорить. Сегодня интенсивное движение. Так что ты просто слушай. Я в стороне Окраины, в десятках миллионов Кварталов от тебя. Грандиозное путешествие! Потрясающе! Я нашел вагон с моим именем, — помнишь? После стольких лет! А пиво! Рядом с этим пивом «Руде Браво» — моча! Я счастлив, Ди. И уверяю тебя, наш Город страшнее, чем мы думали. Верь, дружище. Все к лучшему.
— Зох, расскажи подробнее! Зох!
Но чудодейственный приемник не отвечал, и Диего оставалось только вернугься в кровать.
Рассвет выдался ослепительно ярким. Диего открыл глаза около девяти и выскользнул из кровати, не будя Волузию.
Это странное происшествие нынешней ночью… Сон — и только? Сомнамбулическое видение? Порождение стремления выдать желаемое за действительное?
Что бы это ни было, Диего сознавал: немыслимый сеанс связи облегчил его душу, избавил от тревоги.
Он продолжал осматриваться в своей квартире. На столе обнаружилась груда почты, накопившейся более чем за два месяца; значит, в этом Глиптис проявил-таки заботу о своем жильце. Диего просмотрел то, что лежало сверху, и обнаружил выцветший конверт с обратным адресом: «Издательство „Пинни“».
Диего сорвал печати и вскрыл конверт. Экземпляр «Миров для вопрошающих».
На суперобложке книги внушительного объема помешалась одна из лучших художественных работ Гропия Каттернаха. Кроме того, с десяток хвалебных цитат возвещали о появлении на небосклоне «космогонического вымысла» новой звезды по имени Диего Петчен.
В книге обнаружился бланк «Зеркальных миров» с запиской от Уинслоу Компаунса: «Думаете почивать на лаврах, Петчен? Не выйдет! Занимайтесь делом!»
Разбудив Волузию, Диего получил адекватный ответ на свою широкую улыбку. По-видимому, ночь, проведенная в знакомой постели, в значительной мере восстановила ее настроение. При виде книги Волузия вскрикнула, вырвала ее у Диего и прижала к груди.
— Ты юный гений, ты! Тебя зовет твоя самая большая поклонница!
Несколько позднее Диего уже следовал в закусочную Кернера, держа в одной руке книгу, а в другой — руку Волузии. Их путь лежал мимо киоска Снарки Чаффа, который находился на своем неизменном посту.
— Диего, у меня скопилась куча книг, на которых покупатели хотят видеть твой автограф!
— Потом, Снарки. Сейчас я должен навестить отца и показать книжку ему!
Волузия замедлила шаг возле по-декабрьски голого дерева, стерегущего вход в дом, где проживал Гэддис Петчен.
— Ди, глянь, какие огромные почки! Сколько цветов весной будет!
В холле, в нескольких футах от квартиры, где прошло детство Диего, он и Волузия услышали хриплый, гнусавый вопль и треск, как будто весьма полный человек рухнул на пол.
Диего возился с ключом от двери до тех пор, пока Волузия не приняла решения вышибить запор из прогнившей древесины.
Шаткий трон Гэддиса Петчена был пуст. Диего бросился к открытому окну. Могильщики, как всегда, кружили повсюду в небе. Некоторые были обременены ношей, некоторые — нет, и их знаки пребывали вне понятий человечества.
А в квартире стоял лишь запах морской воды.
Свет слепил. Казалось, он разглаживал стены Лондона и давил недюжинным весом на асфальт. Он подавлял: он высвечивал краски глубин.
На бетонном парапете южного берега лежал человек; он прикрыл правой рукой лицо и смотрел сквозь пальцы на белесое небо. Наблюдал за перемещением облаков. Он лежал здесь уже несколько часов, неподвижно лежал на парапете. Дождь шел часами, всю ночь. Город до сих пор был мокрым. Человек лежал в луже дождевой воды. Его одежда пропиталась водой насквозь.
