И тем не менее дело это получило широкую огласку.
Костя наливал стакан водки, начальник с хлюпаньем выпивал, зажевывал лавровым листом, затем бил себя кулаком по лбу и мычал:
— Все из-за того жидюги приключилось! И чем он меня опоил, гад! Ведь выгонят теперь! Как собаку выгонят! Убью обрезанца!
— Не виноват он, — внезапно признался Костя. — Это все из-за меня.
Корыто мельком глянул на него, опять треснул себя по лбу — загудело как в пустом котле — и затянул прежнюю бодягу:
— Без пенсии уволят! Под зад ногой дадут! Все грехи теперь припомнят! Ох, беда! Наливай! Пойду сейчас придушу Соломошку. Уже все равно!
— Не виноват он, — повторил Костя и для смелости сам пригубил граммов сто пятьдесят. — Такой уж я человек. Если мне кто-то понравится, у того обязательно неприятности будут. И наоборот. Со мной дружить то же самое, что с заразным целоваться.
Путаясь и перепрыгивая с одного на другое, он поведал начальнику историю своей жизни, приведя много ошеломляющих примеров. Для чего это ему понадобилось: из чувства морального мазохизма, с тоски или просто по пьянке — Костя и сам не мог понять. Начальник пить не перестал, но больше не мычал и не бил себя по лбу.
— Врешь ты все, — сказал он, когда Костя закончил, а вернее, выдохся. — Мозги пропил, чушь несешь.
Костя только развел руками: хотите верьте, хотите нет.
— Значит, если я тебе сейчас сопатку сворочу, мне повезет? — спросил Корыто, глядя на Костю кровавыми бычьими глазами.
— Не сразу… Да и то только если я на вас действительно обижусь…
— Что ж мне такое тогда сделать, чтоб ты обиделся? Мудье оторвать?
— На вас мне трудно обидеться. Симпатичны вы мне.
— Симпатичен… — тупо повторил Корыто. — Значит, мне теперь одно дерьмо в сети поплывет? Фарт в жизни кончился, а?
— Поверьте, я не нарочно. Надо было вам с самого начала об меня ноги вытирать. А теперь поздно.
— Вот так я за доброту свою всю жизнь и страдаю. — Корыто сморщился, словно собираясь заплакать, а затем грохнул донышком стакана по столешнице и заорал так, что подслушивающая под дверью кассирша отскочила словно ошпаренная: — Пошел вон с глаз моих, гаденыш! А не то сейчас только уши твои до стенки долетят!
— И ты веришь всему этому? — удивился давний друг и покровитель Корыта, полковник внутренней службы Быкодеров, ныне возглавлявший отдел кадров областного Управления внутренних дел. — Я спрашиваю, веришь ты этому бреду?
— Неужели ты, Захар Захарович, думаешь, что я это все придумал? — Корыто хоть и у друга в кабинете сидел, но вел себя, как казанская сирота. Дружба между полковниками — это совсем другое дело, чем дружба между лейтенантами.
— Да, ты такое, конечно, не придумаешь. Ты только нагадить можешь под нос первому чекисту.
— Ну зачем ты так… — Корыто отрешенно махнул рукой.
— А затем, что тобой сейчас особая инспекция занимается. И помешать ей я не в состоянии, даже если очень захочу. Ты бы еще Ильичу в кепку помочился, обалдуй.
— Значит, все, мне крышка? Все труды, все заслуги коту под хвост?
— Ты про заслуги свои знаешь кому расскажи… Уборщице нашей, тете Клаве. И то вряд ли поверит. Все заслуги твои — пил и жрал всю жизнь на халяву. Разве не так?
— Ну уж если разговор об этом пошел, — лицо Корыта стало багроветь от челюстей к скулам, — то и тебе от этой халявы немало перепало.
— Кто же спорит. — Быкодеров усмехнулся. — Но только ты меня не пугай. Не такие меня пугали. А помочь тебе я помогу. В рамках возможного, естественно. Вот если бы ты до конца недели преступление какое-нибудь громкое раскрутил или бандгруппу выявил, совсем бы другой разговор получился.
— А больше ты мне ничего не присоветуешь? — Забыв о напускном подобострастии, Корыто посмотрел на Быкодерова почти с ненавистью. — Может, мне башкой эту стену пробить или до Москвы раком доползти?
— Ты язык-то попридержи. — Быкодеров скрылся от приятеля за синеватым облачком сигаретного дыма. — Не распускай его, как свою задницу… Я про этого мальчишку все думаю. Врет он или не врет?
— С чувством говорил и убедительно. Дар мне такой, дескать, свыше дан. Губить все любимое и лелеять все ненавистное. Я ведь сначала к нему по-хорошему отнесся. Работе учил. Не гонял зря. Стаканом никогда не обносил.
— Пьешь, значит, с подчиненными? — презрительно скривился Быкодеров.
— С кем же мне тогда пить, если начальники со мной не пьют? — вполне резонно возразил Корыто.
— Ладно, дальше рассказывай.
— С год он у нас примерно числится. И весь этот срок на меня одни только неудачи сыпались. Что задумаю, ничего не получается. Верные дела не выгорают. У тестя два кабана подохли. Мои, заметь, кабаны. Опять же кражи каждый день. То аккумулятор с машины снимут, то склад какой-нибудь тряхнут. Да и дочка моя тоже… Из дома сбежала с каким-то проходимцем… А, что говорить! — Корыто в сердцах плюнул на ковер.
— Занятно… — Быкодеров задумался. — На сказку похоже. Хотя в жизни всякие фокусы случаются. Слыхал я, у вояк секретные лаборатории имеются, где подобные феномены изучаются… В общем, придется тебе самому разобраться, вранье все это или нет.
— Разобраться… А как?
— Самостоятельно разве ничего не можешь придумать? Башка ведь у тебя здоровая, как Дом правительства. С такой башкой в Кремле нужно сидеть, а не… — Увидев, как перекосило Корыто, Быкодеров свою фразу не закончил. — Ну ладно, помогу. Есть тут у меня одна мысль. Завтра постараюсь сам приехать. Так сказать, в целях оказания практической помощи…
Утром, как обычно, Костя заскочил в контору узнать всякие служебные новости и расписаться в специальном журнале за якобы проверенные посты.
Так гадко на душе у него давно не было. «И какой дьявол меня за язык потянул, — думал он. — Человека только расстроил, да и себе неприятности нажил».
Он специально явился пораньше, дабы не встретиться лишний раз с начальником, но тот паче чаяния уже сидел в своем кабинете. Хорошо еще, что не один. Сквозь приоткрытую дверь видны были только колено и локоть гостя. У Кости почему-то сложилось впечатление, что говорили они именно о нем. Тягостное предчувствие заныло, словно больной зуб.
Он уселся за пустующий стол бухгалтерши, положив справа от себя дерматиновую папку, содержавшую всю бригадную документацию: дислокацию постов, графики дежурств, журнал инструктажей по технике безопасности и закрытые больничные листки, а сверх того — еще цветные карандаши, копирку , и складной пластмассовый стаканчик.
Незнакомец внезапно вышел из кабинета и стал у дальней стены, глядя на Костю нагло и откровенно, как на голую бабу. Человек он был немолодой, но подтянутый, щеголевато одетый и явно не из местных.
