— С помывкой проблемы, — сказал он. — Сезон дождей кончается. Ручьи заболочены, вода цветет. И потом, они не любят мыться. У каждого аборигена свой персональный запах, дополнительный код идентификации — для них это важно…
— Мне плевать. Бабы должны мыться.
— Скажи им это сам, — посоветовал Марат. — Ты все-таки Великий Отец, Убивающий Взглядом. А я — устал. Сколько еще продержусь — не знаю. Дикари есть дикари. Думать не любят. Работать не умеют и не хотят. Знаешь, что интересно? Побития палками не боятся, а вот обездвиживание для них — страшное дело…
Жилец пренебрежительно фыркнул.
— Ничего удивительного. Палкой по шее — это они понимают. А парализатор — чудо. То, что нельзя понять и объяснить.
— Значит, надо отменить побитие и чаще обездвиживать.
— Нет. Экономь патроны. Пусть сами себя наказывают. А ты казни реже, но страшнее.
— Страшнее я уже не могу.
— Можешь! Учись, парень.
— Надо действовать кнутом и пряником.
— Нет! — с жаром возразил старый вор. — Огнем и мечом! Понял меня? Огнем и мечом! Никаких пряников, брат. Эти твои законы Хаммурапи — конечно, штука полезная, но ты с ними опоздал. Их надо было вводить сразу. Согнал четыре банды в одну большую бригаду — и тут же налаживаешь твердые правила. С первого дня. Ты слабак, ты всё перепутал. Нет в тебе, парень, реальной тяги к реальному порядку…
— Здесь никогда не будет порядка.
— Будет, — благодушно сказал старый вор. — Терпи, сынок, и работай. Главное — слушай старого Жильца. Дикари должны бояться не тебя, а косоглазого царя. Пусть он ходит между ними и сам определяет, кому легкую смерть, кому тяжелую…
Марат выпрямился. Теперь ему хотелось пить.
Природа здесь была устроена так, что тело непрерывно желало пить, или есть, или спать, или совокупляться. Иногда хотелось даже взять в руки бубен и промычать какую-нибудь местную песню, наполовину нечленораздельную, зато жизнеутверждающую.
— Быстроумного не уважают, — сказал Марат, вытаскивая из-под дивана мех с родниковой водой. — Он превратился в жирную свинью.
— Наоборот. Толстый — значит, много жрет. Много жрет — значит, дела идут хорошо. И вообще, это не твоя проблема. Ты бог, понял? Ты стоишь над законом. Выходишь — и папуасы падают мордами в землю. И целуют твои ноги за то, что ты прошел мимо и никого не убил. А ты, кретин, целый кодекс сочинил… За это обездвиживаю, за то расстреливаю… У тебя был шанс создать себе реальный авторитет, но ты его упустил. Тебя боятся только обыватели, а старухи не боятся. Помяни мое слово: не пройдет и двух сезонов, как они тебя убьют.
Марат шепотом выругался и встал.
Некоторое время Жилец наблюдал, как Хозяин Огня затягивает широкий пояс, потом сварливо спросил:
— Куда собрался?
— Проверить носорогов.
— Не ходи. Пойдешь после заката. Сколько раз повторять: каждый твой выход из дворца должен быть как удар грома…
— Я и так общаюсь только с царем и старухами. Ну и с Ахо…
— Ахо — стерва.
Марат пожал плечами.
— Можно подумать, Нири лучше.
— Нири почти восемь лет, она взрослая женщина. А твоя — малолетка и дочь матери рода… Придет время, и мамки скажут: убей его. И она тебя зарежет, как полуночного дикобраза. Найди другую бабу.
— Замолчи, — сказал Марат. — Захочу — найду и тебя не спрошу.
Жилец улыбнулся.
— Ладно. Я забыл, у вас же любовь… Извини, брат. Ахо — смышленая девка. Только не верь ей.
— Я никому не верю, — сказал Марат. — И тебе тоже.
Он проверил на прочность новую, только вчера изготовленную сыромятную упряжь. Предыдущая оказалась слаба, носорог порвал ее и едва не сбежал. Пришлось всадить в бронированное брюхо четыре парализующих заряда, прежде чем упрямая скотина свалилась с копыт.
— Смотри не убейся, — озабоченно посоветовал Жилец. — Погибнешь — что я буду делать?
Марат рассмеялся, как абориген: трубно.
В тростниковой кровле испуганно зашуршали летающие змеи.
— Ты хоть помнишь, кто ты?
— Помню, — ответил Жилец. — Сейчас. Звучит так: оро уаулу жье зару…
— …жья зааруу! — перебил Марат. — Дальше.
— …жья зааруу тбо глуглу хоон тчи. «Приносящий последний сон движением глаз». Убивающий взглядом, короче говоря.
— Вот, — сказал Марат. — Произношение, конечно, у тебя… Гортань расслабить надо. Сразу понятно — чужой. Но всё равно, они тебя не тронут. Когда меня зарежут, ты научишь Быстроумного пользоваться пистолетом. Косоглазый станет новым Хозяином Огня. Он хоть и одурел от обжорства, но голова на месте. Ему выгодно, чтоб ты остался жить. Ты же — диковина. Чудесная говорящая голова. Так что не бойся.
Жилец невесело усмехнулся и сказал:
— Погоди.
— Что?
— Дай мне еще один банан.
Бананами они называли меж собой плоды черной пальмы. На самом деле пальма походила скорее на гибрид земных гладиолуса и лилии, разросшийся до высоты тридцати метров, только стебель имел не зеленый цвет, а черный; плоды же, содержащие слабый нейротоксин, выглядели маленькими, с шарик для пинг-понга, комками прозрачной слизи.
Пальма плодоносила только в последние дни сезона дождей: роняла плоды в воду, там их подхватывали и пожирали белые колючие черви, однако семя растения, укрытое в глубине слизистого ядра, не разлагалось в желудке червя, и после того, как червь подыхал, семя использовало его гниющую плоть как питательную среду для начального периода развития.
Марат взял банан с деревянного подноса и сунул в раскрытый рот Жильца, привычно подавив брезгливость. Ему показалось, что на этой бестолковой планете, с ее чрезмерно жирной, приторной, активной животной и растительной жизнью, где всё жило в симбиозе со всем, где всё непрерывно или буйно цвело или столь же буйно гнило, шевелилось, глотало и росло одно из другого, бывший знаменитый преступник сам обратился в часть местной биосферы, и его коричневые зубы, и багровые щеки в шрамах, и широкий ярко-красный язык, и длинный булькающий звук, с которым он проглатывал банан — всё уже утратило человеческую природу.
— Благодарю, — хрипло сказал великий злодей, проглотив. — Удачи, брат.
— Пошел ты… — пробормотал Марат, закинул тяжелую упряжь на плечо и вернулся в главный зал.
Здесь было, как в грязной бане. Душно, сыро, полутемно. Мох, вбитый в щели меж бревнами, ссохся и во многих местах выпал. Правильно конопатить стены умели только старухи, но Марат не мог воспользоваться их советами — это необратимо подорвало бы авторитет Хозяина Огня, Повелителя Воды и Земли. Каждое утро приходилось лично заталкивать мох обратно в дыры.
