Турризмунд, увлекаемый натиском рыцарей, был потрясен.
— Скажите мне, за что? — кричал он престарелому рыцарю, неотступно держась за ним как за единственным человеком, который мог выслушать его. — Значит, неправда, что вы исполнены любви ко всему сущему! Эй, осторожно, вы затопчете старушку. Как у вас хватает духу свирепствовать против этих обездоленных? На помощь, сейчас загорится люлька! Что вы творите?
— Не смей пытать намерения святого Грааля, неофит! — одернул его престарелый рыцарь. — Не мы это творим: святой Грааль пребывает в нас и нами движет! Предайся его неистовой любви!
Но Турризмунд спешился, чтобы помочь матери, дать ей на руки упавшего младенца.
— Не надо, не забирайте всего урожая! Я столько трудился! — взывал какой-то старик. Турризмунд очутился рядом с ним.
— Отдай мешок, разбойник! — Он кинулся на рыцаря и вырвал у него добычу.
— Благослови тебя Бог. Поди к нам! — звали его те из бедняков, что пытались еще сопротивляться вилами, ножами и топорами, укрываясь под защитой какой-нибудь стены.
— Становитесь полукругом, навалимся все разом, — крикнул Турризмунд и встал во главе крестьянского ополчения.
Прогоняя грабителей из домов, он очутился лицом к лицу с престарелым собеседником и еще двумя рыцарями с факелами в руках.
— Он предатель, взять его!
Завязалась большая драка. Курвальдцы налетели с рожнами, женщины и дети бросали камни. Вдруг затрубил рог: «Отступление!» Под натиском курвальдцев рыцари в нескольких местах подались назад и теперь выметались из деревни.
Тот отряд, который окружил Турризмунда, тоже отступил.
— Прочь, братья! — крикнул престарелый. — Устремимся туда, куда влечет нас Грааль!
— Да восторжествует Грааль! — прокричали остальные, поворачивая коней.
— Ура! Ты спас нас! — Крестьяне столпились вокруг Турризмунда. — Ты хоть и рыцарь, но великодушный. Наконец-то отыскался такой! Оставайся с нами! Скажи, чего ты хочешь: мы все тебе дадим.
— Теперь… чего я хочу… не знаю сам… — лепетал Турризмунд.
— И мы ничего не знали, не знали даже, что мы люди, до этого сражения… А теперь нам кажется, что мы можем… хотим… должны делать все… Даже если… такой ценой. — И они отворачивались, оплакивая своих погибших.
— Я не могу с вами остаться… Я не знаю, кто я… Прощайте! — Турризмунд помчался прочь во весь опор.
— Возвращайся! — кричали ему жители, но конь уносил его все дальше от деревни, от леса Грааля, от Курвальдии.
Турризмунд снова стал скитаться от племени к племени. Прежде он пренебрегал всеми почестями, всеми удовольствиями, мечтая о Священном ордене рыцарей Грааля как о единственном идеале. Теперь же, когда от мечты не осталось и следа, что еще могло поддерживать его в скитаниях?
Он кормился дикими плодами в лесах, бобовой похлебкой в монастырях, когда они попадались по дороге, морскими ежами на скалистых берегах. И вот, на песчаном берегу Бретани, ища ежей в приморской пещере, он замечает спящую женщину.
И та тоска, что погнала его по миру, — тоска по лугам в мягком бархате трав, тронутых низко стелющимся ветерком, по ясным и пасмурным дням, — наконец-то при виде опущенных ресниц, длинных и черных, при виде пухлых бледных щек, и всей нежности этого вольно раскинувшегося тела, и руки, покоящейся на полной груди, и мягких распустившихся волос, при виде губ, бедра, пальца ноги тоска эта стихает и уходит.
Склонившись, он рассматривал ее, когда Софрония открыла глаза.
— Вы не сделаете мне зла, — мягко сказала она. — Чего вы ищете среди этих пустынных скал?
— Я ищу того, чего мне всегда не хватало, а что это — я узнал только сейчас, когда вас увидел. Как вы попали сюда на берег?
— Я была монахиней, но по принуждению должна была стать женой одного поклонника Магомета, однако этого не случилось, потому что я была триста шестьдесят пятой и вмешательство христианского оружия привело меня сюда, причем, возвращаясь, я стала жертвой кораблекрушения, подобно тому как покинула эти берега, став жертвой набега свирепых пиратов.
— Понимаю. И вы здесь одна?
— Мой спаситель отправился в императорскую ставку, чтобы покончить там, как я поняла, с некоторыми формальностями.
— Мне бы хотелось предложить вам стать под защиту моего меча, но я боюсь, как бы чувство, загоревшееся во мне, едва я вас увидел, не претворилось в такие намерения, которые вы едва ли сочтете честными.
— О, не тревожьтесь, я столько всего видела! Хотя всякий раз, как доходит до дела, выскакивает мой спаситель, всегда один и тот же.
— Он и сегодня появится?
— Кто знает!
— Как вас зовут?
— Азира или сестра Пальмира. Смотря по тому где: в серале султана или в монастыре.
— Азира, мне кажется, я всегда вас любил… и уже терял с вами разум…
Карл Великий скакал к Бретонскому побережью.
— Посмотрим, посмотрим, Агилульф де Гвильдиверн, не волнуйтесь. Если вы говорите правду, если эта женщина еще девственна, как пятнадцать лет назад, то нечего и говорить, вы по праву были посвящены в рыцари, а тот юнец хотел нас надуть. Чтобы удостовериться, я прихватил в свиту повивальную бабку, которая знает толк во всем, что касается женщин, не то что мы, солдаты…
Старушка, которую погрузили на лошадь Гурдулу, стрекотала:
— Да уж конечно, ваше величество, все будет сделано как следует, даже если родится двойня.
Она была глуха и покуда не поняла, в чем дело.
Первыми в грот входят два офицера свиты с факелами. Выходят они в смущении.
— Ваше величество, девственница лежит в объятиях молодого солдата.
Любовников выволакивают пред лицо императора.
— Софрония, ты! — кричит Агилульф. Карл велит молодому воину поднять забрало.
— Турризмунд!
Турризмунд бросается к Софронии.
— Так ты Софрония? О, моя мать!
— Вы знаете этого юношу, Софрония? — спрашивает император.
Женщина склоняет бледное лицо.
— Если это Турризмунд, я сама его вырастила, — говорит она еле слышно.
Турризмунд вскакивает в седло, кричит:
— Больше вы меня не увидите, я совершил несказанный грех кровосмешения! — И пускает коня направо, к лесу.
Агилульф тоже пришпоривает коня прочь.
— Меня вы тоже не увидите! У меня нет больше имени! Прощайте! — Он углубляется в лес по левую руку.
Все исполнены смятения. Софрония закрывает лицо руками.
Справа слышится топот копыт. Турризмунд во весь опор мчится назад из лесу. Он кричит:
— Как так? Ведь она до недавнего часа была девственна! Как я сразу об этом не подумал? Она была девственница и не может быть мне матерью!
