Виктор подсел к "Юнису". Пальцы его, невидимые под столом, ощупали "наган" Елохина, нашли пустую камору, с легким шелестом отправили в нее патрон.
— О, портвейн! — обрадовался Фрол, обнаружив бутылку рядом с пишущей машинкой. — Не хочешь портвешку напоследок?
— Не пью.
— А зря, — Фрол скрутил колпачок с горлышка. — Там выпить не дадут. Я вот, сука, весь на жажду изошел.
Он опрокинул бутылку, прихватив горлышко губами. В разрезе мохнатого воротника заходил серый кадык.
Виктор воспользовался секундами и подкрутил барабан револьвера, настраивая патрон против ствола. Выстрелит ли? — мелькнула мысль.
— Ну-ка, ты что там? — нахмурившись, опустил бутылку непрошеный гость.
Виктор выставил руку с пистолетом.
— Вот же су… — бледнея, выдохнул Фрол.
Грохот выстрела смял слово.
Кисть толкнуло отдачей. Пуля, посверкивая, словно в замедленной съемке одолела метр расстояния и вошла бандиту в грудь.
Фрол согнулся.
— Убил, — прохрипел он. — Сука какая. По настоящему убил.
Он согнулся еще больше, подгибая ноги, скрипнул каблуком, затем вдруг рывком выпрямился и раскинул руки. Маленькое тело его распухло, выперло из-под шубы и беззвучно лопнуло, рассыпав по полу жирный, темно-серый пепел. Шуба скатилась по горе пепла вниз, съежилась, пыхнула дымком и пропала.
Вот так я, отстраненно подумалось Виктору. Ни грамма рефлексии. Взял и выстрелил. Ни страха до, ни раскаяния после. Джеймс Бонд, блин.
Он расцепил пальцы.
"Наган" упал на стол. Что-то в нем звякнуло, секунда, другая — и револьвер брызнул деталями, трубками, винтами и скобами, отломился курок, выпал, скатился вниз барабан, отлетела, царапнув щеку, пружина.
За "наганом" распалась и шкатулка, взметнулись опилками плашки и шпеньки, скукожилась и обернулась пылью лежащая на дне бумага.
Лишь красно-белый "Юнис" все еще высился незыблемо.
Виктор потер лицо. Рассвет прилип к занавескам, пополз вверх по дереву, облизывая красным, сахаристым языком краску, сучки, щели, спинку дивана.
Какое-то время Виктор сидел, безучастно смотря на пепел и детали револьвера, затем, вздохнув, пошел за веником и ведром.
Это в фильмах, когда злодей побежден, все обнимаются, радуются, и идут титры. А прибирать за тем же злодеем?
Часа два Виктор устало возился с летучими останками Фрола, подметал и выносил на грядки, отмывал полы и скатерть. Жизнь все еще продолжается, думалось ему. Что дальше? Была почему-то уверенность, что теперь все изменится окончательно. В лучшую сторону. Не сразу, конечно, нет, не сразу. Сразу — это не к нему, он не волшебник…
Но если посчитать: он, Димка Елохин, Танька, Пахомыч, Лидия — людей на общее будущее уже набирается, а там и остальные подтянутся.
Только все же Боголюбск или Богородск?
Виктор задремал, и разбудило его долгое звяканье железа по железу с улицы. На часах было десять сорок. В окно он увидел Егора Соболева на коляске, выбивающего дух из верхнего, неуклюже сваренного уголка калитки.
— Ну что ты стучишь, Егор?
Виктор спустился с веранды, прошлепал босыми ногами к забору.
— Откройте, Виктор Палыч, — попросил Егор. — Разговор есть.
Светлые глаза смотрели ясно.
— О чем же?
Виктор дернул шпингалет, и Егор, натужно краснея лицом, вывернул коляску во двор по мокрым доскам. Он остановился у лавки, скособоченный парень с редкой бородкой в мятых штанах-хаки и тельняшке.
— Вы, говорят, рассказы пишете? — сказал он, рассматривая свои перетянутые скотчем культи.
Виктор сел.
— Кто говорит?
— Мамка говорит. Она ваш рассказ прочитала… — Егор сглотнул. — Ну и… Она, в общем, светится сейчас. Но я хочу вам сказать…
Он потискал подлокотники, потом завозился, забрасывая на плечи сползший вниз, за спину, бушлат.
— Я тебя слушаю, Егор.
— Я хочу вам сказать — не пишите про меня ничего, — угрюмо сказал Егор.
Виктор улыбнулся.
— Рад бы, Егорка, но я уже…
— Зачем? — страшно вскрикнул мальчишка. — Виктор Палыч, зачем!?
— Но как же… — опешил Виктор.
Егора подкинуло, будто пружиной. Он вцепился в горло Виктору, повалив того на мокрую землю, и оказался наверху.
Руки у него были сильные, тренированные. Легкие Виктора тут же запылали огнем. Он захрипел, задергался, пытаясь столкнуть инвалида с себя, но преуспел в этом мало.
— Не надо писать обо мне, — плачущим голосом заговорил Егор, сжимая горло Виктора. — Что вы знаете о моем прошлом? Как вы его сможете изменить? Там ад! Там кровь и мертвецы! Один за одним, один за одним. Я не хочу! Понимаете? Виктор Палыч, я не хочу окунаться в смерть снова! Я там уже был! И ноги! Разве вы вернете мне ноги?
— Дурак, — кое-как протолкнул воздух наружу Виктор.
— Что? — Егор на мгновение ослабил хватку.
— Дурак, — повторил Виктор, — я пишу о твоем будущем.
— Что?
Лицо Егора, искаженное, с мокрыми щеками, с каплями слез, застрявшими в бородке, сделалось растеряно-беспомощным.
Виктор сбил ослабшие пальцы и закашлялся.
— Дурак, — сквозь кашель произнес он.
Егор отвалился, упал рядом.
— Виктор Палыч, разве у меня может быть будущее?
— Может, — сказал Виктор, пихнув парня плечом. — Надо только думать о нем и верить в него. Будущее, оно для всех. Оно состоит из желаний и надежд всех людей. Что ж ты лишаешь его своей надежды?
— И я смогу ходить?
— Если захочешь, то обязательно! На руках, на голове, на протезах. Только выбери, только живи этим будущим.
Они помолчали.
— Извините за горло, — сказал Егор.
— А, ну да, не ты первый, — сказал Виктор.
Егор фыркнул и вдруг расхохотался. Виктор глянул искоса и захохотал тоже.
В синем-синем небе, оставляя за собой белый инверсионный след, летел самолет.
© Copyright Кокоулин А. А. (#mailto: [email protected])
