Мы пришли в кабинет минут за шесть до начала транзорной связи.
Связь начинает работать, как только кромка Земли медленно выползает из-за юго-западного горизонта. Несколько минут уходит на локализацию луча связи. Как только луч установлен и синхронизирован для компенсации взаимного перемещения Земли и Луны, отправляются на Землю данные, накопленные в наших компьютерах. Для этого требуется около двадцати секунд. Сразу же после этого контроллеры Земли начинают посылать сообщения и другую информацию непосредственно в наш компьютер. Эта передача может продолжаться от пяти минут до трех часов.
Я ничего не сказал об архивах в моем кабинете, но показал Дженсону и другим аппаратуру транзора, объяснил, как наблюдать за работой. Интерес проявили немногие.
Связь началась в 23:32. Ряд вспыхнувших на пульте красных индикаторов показал, что наш приемник автоматически отслеживается передатчиком Земли. Где именно находится передатчик я не знал, потому что его выбор зависит от взаимоположения Луны и Земли во время очередного сеанса связи. В различных частях земного шара было двенадцать таких передатчиков.
Я включил передачу наших данных и мы ждали, пока все они отправятся на Землю. В кабинете наступило неловкое молчание; в этом не было ни сосредоточенного внимания, ни предвидения непоправимого, — просто терпеливое ожидание.
Когда индикация пульта подтвердила передачу, я включил прием информации с Земли. Мы ждали.
Прошло десять минут, а мы продолжали ждать. Аппаратура была мертва.
Дженсон подал голос:
— Думаю, это лишнее подтверждение.
— Никакого подтверждения не требовалось, — сказал еще кто-то.
Я посмотрел на Торенсена, затем на Клэр. На их лицах не было удивления, только все то же выражение терпения.
— Эксперимент окончен, — сказал Дженсон. — Мы можем расходиться по домам.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я.
— Вам известно о войне на Земле? Ее угроза нависла уже несколько месяцев назад. Война началась.
— Десять дней назад, — сказал Торенсен. — По крайней мере, так мы слышали.
— Но в новостях этого не было, — возразил я.
Дженсон пожал плечами:
— Отсюда вы больше ничего не получите, — сказал он, кивнув в сторону пульта. — Можете выключить эту штуковину.
— Как вам удалось узнать о войне? — спросил я.
— Мы знаем о ней уже несколько дней. По существу, просто догадались.
— Почему никто ничего не говорил?
Торенсен грубовато ответил:
— Говорили… но не вам.
Подошла Клэр и остановилась возле меня:
— Нам приходилось вести себя осторожно, Дэн. Мы знали, что ты прячешь от нас информацию, и нам не было известно, что произойдет, если тебе сказать.
— Спасибо, Клэр, — поблагодарил я жену.
В одном конце обсерватории есть тоннель. Он достаточно большой, чтобы вместить весь персонал. Это отсек режима эвакуации. Он сконструирован так, чтобы в случае аварии люди могли жить в нем достаточно долго, пока не подоспеет помощь с Земли. Тоннель герметически закрывается, имеет автономную систему жизнеобеспечения, в нем хранится необходимый запас провизии.
Тоннель был и единственным выходом из обсерватории. Если бы эксперимент окончился в предусмотренное программой время, наш путь к транспортным модулям лежал бы через него.
Мы периодически герметизировали и проверяли отсек эвакуации, поэтому обращаться с его механизмами умел каждый.
Дженсон сказал:
— Мы уходим.
— Вы не можете.
Остальные переглянулись. Двое пошли к двери.
— У нас есть выбор, — сказал Дженсон. — Мы можем умереть здесь или выйти наружу. Каковы там условия существования, мы не знаем. Возможно высок уровень радиации. Но мы знаем, что обсерватория находится на Земле. Прошлым вечером состоялось тайное голосование. Было решено, что здесь мы не останемся.
— А ты, Клэр?
— Я тоже ухожу, — ответила она.
Я сидел за столом, уставившись в материалы архива 84. В них есть все. Из разрозненных кусков явственно вырисовывается картина предпринятого миром самоубийства. Эти куски были у меня в руках, но остальные их не видели. И тем не менее именно отсутствие информации каким-то образом позволило людям осознать ее существование. Они знали, что произошло. Я не знал.
Я снова вспомнил о своем графике, который, теперь законченный, добрался до линии реальности. Не было в нем никакой неправильности — просто персонал умышленно исключил меня из участия в передаче наиболее важных слухов. По мере приближения их рассказов к реальности, они перестали знакомить меня с ними.
Таким образом, они-таки выстроили реальность на основе догадок в точном соответствии с тем, к чему я пришел теоретически, но не посмел поверить в свое открытие.
Дженсон вернулся ко мне в кабинет через час.
— Вы намерены идти, Уинтер? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой:
— Вы не ведаете, что творите. Едва шагнув из тоннеля, вы попадете в космический вакуум. И мгновенно умрете.
— Ошибаетесь, — сказал он. — И на этот счет, и во всем остальном. Вы говорите, что мы обусловлены, — пусть так. Ну, а вы? Откуда известно, что ваше представление о нашей обсерватории, верно?
— Но я это знаю, — ответил я.
— И сумасшедший знает, что он единственный здравомыслящий.
— Вам видней.
Дженсон протянул руку для прощания:
— Ну, тогда до встречи за этими стенами.
— Я не собираюсь выходить.
— Сейчас, вероятно, нет, но позднее, может быть.
Я снова многозначительно покачал головой:
— Клэр идет с вами?
— Да.
— Не попросите ли ее заглянуть ко мне на минутку?
— Она уже в тоннеле, — ответил он, — и сказала, что в данный момент ей лучше не смотреть вам в глаза.
Я пожал ему руку и он ушел.
Несколько минут назад я ходил к тоннелю эвакуации.
Наружная дверь осталась открытой, а отсек был пуст. Я закрыл дверь, повернув колесо дистанционного затвора, и герметизировал отсек.
Потом обошел обсерваторию и убедился, что я в ней один. Всюду очень тихо. Я сижу за своим письменным столом, передо мной одна из папок архива 84. Время от времени я сбрасываю папку со стола и наблюдаю за ее медленным падением на пол. Она летит плавно и очень грациозно. Мне нравится заниматься этим часами.
*) В английском оригинале игра слов: фамилия Ло (Law) дословно означает закон (law), название корабля (Lawless) может поэтому восприниматься, как «никаких Ло».
Тем утром, как обычно, мы гуляли в парке. Побелевшая после ночных заморозков трава хрустела под ногами. Над головой раскинулось чистое, без единого облачка, небо; длинные голубые тени лежали на нашем пути. За ними тянулся шлейф оставляемого дыханием пара. Тишина и покой царили в парке. Мы были одни.
