Дмитрий Бочарник - Звёзда II

Там он просидел на лавочке добрых три часа, потом прогулялся по аллеям, отшил какого-то подростка, пытавшегося вызвать его негативную реакцию, выпил полтора литра фруктового сока, посмотрел на мамаш с детьми, сидевших и гулявших вокруг старинного фонтана. С наступлением темноты он направился в универмаг, прошёлся по его этажам и выйдя, сразу сел в пассбус, следовавший мимо Центра.

Сергей Ковпак сразу понял, что Борис чем-то озабочен, но Борис молча выложил из сумки учебники по организации автомобильных перевозок и сказал, что параллельно учится в Университете транспорта и готовится к очередным экзаменам и зачётам. Сергей вполне удовлетворился этим объяснением и Борис, раскрыв толстенький информпрессрелиз сделал вид что углубился в чтение, а сам вернулся к прерванным размышлениям.

Так прошло два часа вечернего свободного времени и в полночь, искренне и открыто зевая, Борис закрыл транспортный информпрессрелиз и, покосившись на похрапывавшего соседа, выключил прикроватный ночник. Первый день операции подошел к концу.

На следующий день Борис, как и запланировал, повёл жизнь примерного отдыхающего, за которой никто из непосвящённых не смог бы найти никакого двойного дна. Он принял ряд лечебных процедур, поплавал в бассейне, сыграл пару сетов на корте с новыми приятелями, прогулялся по парку и с аппетитом пообедал в ресторане. По распорядку обед был только в два часа, но Борис уже в двенадцать промокнул губы салфеткой и встал из за ресторанного стола, намереваясь переодеться и направиться к Илоне.

Но идти далеко не пришлось: Илона ждала его за оградой Центра.

— Ты мне не говорил, что у тебя есть возможность отдыхать в военно — воздушном центре реабилитации.

— Полагаю, в этом нет ничего предосудительного. Были свободные места в таких центрах, я выбрал санаторное отделение именно этого.

— И ты от меня ничего не скрываешь?

— Илона, я не умею повторять много раз уже раз сказанное. — Борис постарался удержать эмоции под контролем. — В конечном итоге у меня короткий учебный отпуск и я собираюсь провести его с пользой, поскольку предшествующий общий для всех отпуск мне пришлось потратить на усиленную учёбу. В этом нет ничего особенного.

— Ты не мог бы мне помочь?

— В чем именно?

— С тех пор, как я тебя увидела, Магда не выходит со мной на связь. Она закрылась.

— Ну а я-то тут при чём?

— Полагаю, она закрылась потому, что до сих пор не может решить, достаточно ли ты безопасен для неё.

— Это ей предстоит решить самой. Я в её дела вмешиваться не буду.

— Но я также полагаю, что Глеб Горов уже приложил к этому свою волосатую руку. И без связи с Магдой я защитить её от него не смогу.

— Нет проблем. Смотайся к Магде лично и поговори с ней. Или просто увидься с ней и помолчи.

— Экий ты быстрый. А следом за мной припрётся Глеб. И тогда будут форменные громы и молнии.

— Илона, я приехал сюда не решать ваши внутриорганизационные и межорганизационные проблемы. Я приехал сюда отдыхать.

— И только?

— И к тебе, конечно.

— То-то. Но, может, ты попробуешь пробить её защиту?

— Пробивание психологической защиты дальней межличностной связи в насильственном режиме — это явное и общеизвестное преступление, Илона. И я уже тебе сказал, что не будучи в твоей организации кем-либо, я не могу вмешиваться в её деятельность.

— Ну, Борис, я тебя очень прошу!

— А если подойти к этой проблеме с другой стороны: отсечь от неё этого самого Глеба. Кстати, Илона, дай мне первичную информацию по нему.

— Изволь. — Илона кратко пересказала то, что самому Борису было уже известно из той части материалов папки, где прослеживались связи секты с внешним миром. — Вот так.

— Иными словами, ты хочешь, чтобы я…

— Доказал Магде то, что ты — друг, а не враг. Если ты попробуешь отсечь Глеба от неё сейчас, она сможет сделать выбор.

— Насильственный выбор, Илона, насильственный. В конечном итоге, он будет насильственным хотя бы уже потому, что сама Магда всячески уклоняется от открытого противостояния с этим субъектом. Я понимаю, что ты можешь мне возразить, что Магда слабая, что она ещё не готова, что она женщина и теде и тепе, что она мать малолетних и очень уязвимых детей и тому подобное. Но в первую очередь — она руководитель. А для руководителя слабость в защите внешних границ — способ подписать себе быстрый гарантированный смертный приговор. Извини, но одним Глебом я обойтись не смогу. Мне придётся посмотреть и на твою Магду. И на то, что стоит между ней и Глебом. Подозреваю, что даже тебе она многого не сказала.

— Ты хочешь сказать, что…

— Илона, твоя Магда и Глеб связаны чем-то большим, чем простое противостояние сил света и тьмы. Тут что-то другое. Я думаю, Магда уже от Глеба страдала в прошлом. Так?

— Так.

— И Глеб имеет некое весьма существенное влияние на Магду, на её внутренние управляющие системы. Так?

— Не знаю. Магда мне ничего такого не говорила, но я сама видела, что тут дело достаточно глубокое.

— Вот-вот. Так что щекотать Глеба моими «стволами» — это решить половину или четверть проблемы. А я привык решать проблемы целиком и полностью, Илона.

— Ты хочешь, как ты выразился, «пощекотать» Магду? — вспыхнула Илона.

— Именно.

— Твой треклятый закон равновесия?

— И не только он. И никакой он не треклятый, просто объективный. И я тебя, как человека наиболее близкого к Магде спрашиваю прямо и открыто — ты готова мне дать доступ к ней и право действовать по своему разумению?

— Глеба можешь обрабатывать как душе твоей будет угодно, а Магду не трогай. — отрезала Илона.

— Сожалею, но ничем не могу помочь. Я не собираюсь таскать для твоей Магды каштаны из огня. Если моя догадка относительно их связи верна, то это делу не поможет.

— Я связана с Магдой, Борис. Пойми, я в ней, а она во мне. И я не могу пропустить тебя к ней без уверенности, что ты не нанесёшь ей сколько-нибудь вреда.

— Понимаю, но иначе не могу.

— Тогда нам, Борис, больше не о чем говорить. — Илона повернулась и пошла через улицу к остановке пассбуса.

Борис не стал провожать её даже взглядом. Он вернулся в Центр и продолжил жизнь примерного отдыхающего. Равнодушно поглощая абсолютно не нужную ему информацию по организации транспортных сообщений, Иванов думал о том, как решить эту ситуацию теперь, когда Илона не поняла его. В его душе шевельнулось давно уснувшее чувство первой любви. Совместить его теперь с нынешней Илоной было слишком больно и тяжело, но Борис честно пытался это сделать до четырёх часов дня.