— Ой, Зот Михайлович, да зачем вы нам это рассказываете? — спохватилась Сонечка, оглядываясь на смирно сидящего на стуле Егора Андреевича Дудкина и на дремавшего на диване Ивана Леонтьевича, хозяина квартиры.
— Адреналин — гормон кролика, — тихо пояснил Зот, — а норадреналин — гормон льва… Если в кровь поступает адреналин, то человек беспокоится, с увеличением дозы он впадает в состояние угнетения, страха, ужаса и паники… Ну а если кровь принимает в себя норадреналин, то это сопровождается сокращением мышц, самоуверенными действиями, азартом, ненавистью, эйфорией…
— Ты брось нам зубы заговаривать! — бесцеремонно махнул рукой Сергей Афанасьевич. — Мы и без тебя книжки читаем! Кто хутора поджег?
Однако Зот даже не взглянул на него, продолжал объяснять, что каждый человек — фабрика гормонов; спортсменам на соревнованиях запрещено употреблять биостимуляторы, врачи предостерегают людей от излишества транквилизаторов. Это же наркотики! Они есть в снотворном маке, индийской конопле, кокаиновом кусте, в дурмане… Люди давно берут соки трав, кустарников и деревьев, возбуждающие нервные центры или разные органы. Выявлено Очень много «богов», это бобы, кактусы, табак, кофейное дерево, чайный куст, хинное дерево, лютик. Создана промышленность по выпуску морфина, стрихнина, хинина, кофеина, атропина, эфедрина, никотина, новокаина… Алкалоидов более тысячи…
— Надоело! — выкрикнул Кваша. — На кой черт нам твоя лекция!
— Дай нам послушать! — возражали ему.
А Зот неторопливо говорил, что в нашем организме есть гормоны, действующие подобно мухомору, чаю, кофеину, спирту. Из древности идут легенды о воинах-берсерках, которые умели мухоморами возбуждать себя так, что входили в состояние героического аффекта, прорубались мечом сквозь армию противника; но были также люди, которые, не пользуясь биостимуляторами, превосходили их по своей отваге.
— Это не мистика, — беззвучно засмеялся Зот. — Мистика — искусственное возбуждение, поступки в состоянии опьянения или через накачку себя кофеином… В нас есть центры гениальных идей, сказочных фантазий, красивых фокусов и власти над собою…
— А ты покажи! Продемонстрируй свои способности! — обрадовался Кваша. — Чего нас интриговать!
И в тот же миг Сергей Афанасьевич, разинув рот, закудахтал. Гости за столами захихикали, но потом, затаив дыхание, стали слушать, как Кваша передразнивает курицу, снесшую яйцо. Павел Николаевич резко топнул ногой, как бы возмущаясь таким поворотом дела, но вдруг, хлопнув руками, издал крик, подражая петуху. Потрясенная Сонечка спряталась за дверь и выглядывала оттуда сквозь щель между косяком и дверью. А Егор Андреевич, приглашенный в гости в качестве тамады, потешался:
— Ай да Зот Михайлович! Ай да молодец! Так их! В курятник! Ха-ха! Заставь кого мычать, кого верещать, а лучше — лаять по-собачьи!
Однако веселое озорство заместителя начальника стройки произвело сущую панику среди гостей, они проворно попрятались кто в спальню, кто в кухню, в прихожую или в коридор. Не растерялся только комсорг Корзухин:
— Хватит, Зот Михайлович! Гипнозом занимаешься? Запрещено. Ты член штаба нашей стройки! Я тебе приказываю остановить шутки!
Зот изумленно глянул на Вадима, мол, это же концерт, художественная самодеятельность, дескать, и Корзухин может сплясать или спеть.
И в тот же миг ноги Корзухина как бы сами собой заподпрыгивали, каблуки, дробя, побежали по кругу, а носки туфель стали как бы пинать мяч перед собой. Вадим озорно подкидывал плечи вверх, хлопая в ладоши и удивленно поглядывая по сторонам.
— А почему бы не повеселиться! — одобрительно подбадривал Егор Андреевич, притопывая в такт и приговаривая — Ай да физинструктор! Ай да режиссер! Ей-богу, режиссер! А ну поддай жару! Пусть они работают до поту! Ну куриное племя! Ах, молодцы!
И когда увидел, что Стрелецкого и Квашу пот прошиб, обратился к молча стоявшему подле дверей Митрофанову:
— Останови их, голубчик! Довольно, довольно.
И точно, Корзухин перестал плясать, а Сергей Афанасьевич и Павел Николаевич прекратили курино-петушиную игру.
— Мастак! — приговаривал восхищенно Егор Андреевич. — Мастак! — И стал упрашивать физинструктора показать еще какой-нибудь удивительный фокус или одарить чем-нибудь волшебным. А Зот Михайлович, в свою очередь, объяснял, что он никакой не фокусник, что словам его нельзя не верить, потому что они несут и верную информацию, но в них нельзя не сомневаться, потому что в них очень мало истины. Муж называет жену ласточкой, и она начинает порхать, щебетать; но если жена начнет обзывать мужа свиньей, то он захрюкает… Словами ласкают, утешают, внушают радость, голод, сытость, ими воскрешают, но и убивают тоже… Л между тем слова лгут…
— Если ты мне соврешь, то я не поверю! — Егор Андреевич приблизился к Митрофану, похлопал его по плечу; а тот поднял торжественно руку, и все увидели, что в пальцах его зажат какой-то блестящий предмет.
— Вот вам, Егор Андреевич, амулет, — тихо прошептали губы Зота. — Он стоит миллиард… Не уроните, не разбейте, эта штучка будет вас беречь…
Гости, выйдя из своих укрытий, толпились в дверях гостиной, вытягивали шеи. Егор Андреевич жадно выхватил из пальцев физинструктора предмет, сжал его в руке, оглянулся на гостей и, взволнованно засмеявшись, сунул непонятную безделушку под полу пиджака.
— Вы хотели провести со мною эксперимент, — негромко обратился Зот к присутствующим. — Я ответил вам тем же… Помяните мои слова: если один из присутствующих здесь когда-нибудь не захочет идти по пути совести и знания, то он превратится в робота…
— В кого? — не поняли гости.
— Превратится в робота, — повторил Митрофанов. — Разрешите мне удалиться?
Сергей Афанасьевич и Павел Николаевич удивленно переглянулись, затем улыбнулись, как бы ожидая рукоплесканий за свой номер, стесняясь кланяться публике, глазевшей на них недоуменно; Вадим выпятил грудь, приглашая всех хлопками одобрить художественный номер, который исполнили главный инженер и начальник производственного отдела; но собравшиеся сомневались, что их выступление было непроизвольным, походило, будто физинструктор какою-то непонятною силой принудил всех исполнить забавное действие. Никто, однако, не успел даже расспросить Зота о том, кому он обещает превращение в робота. Всем показалось, будто вокруг Митрофанова резко усилилось свечение, сапоги его оторвались от пола, он секунду повисел в воздухе, а потом будто сделал над половицами два шага и оказался в проеме открытого окна: странно было видеть, как тело его медленно полетело по воздуху. Какое-то время никто не отваживался приблизиться к окну, потом Вадим Корзухин выглянул за подоконник, но никого не увидел: по-видимому, Зот благополучно приземлился после прыжка с третьего этажа и куда-то ушел.
