***
- Мам, а люди везде так живут?
- Как, сына?
- Ну, как мы. Везде нужно бояться гуимов?
- Не знаю, сынок. Раньше, когда тебя еще не было, никого не надо было бояться. Почти совсем никого.
- А почему сейчас так?
- Ну, потому что плохие люди придумали наркотики.
- А зачем?
- Не знаю, сынок. Наверное, чтобы продавать и получать за это много денег.
- А давай уедем туда, где не нужно бояться.
- Я не знаю, где это. Может быть, на Северном полюсе… Но там жить невозможно: там холодно и одиноко.
- Но гуимов там нет?
- Не знаю, сынок. Наверное есть… Только нельзя называть так людей, не говори этого слова. Они называются «снукеры». Они больные и несчастные, их нужно жалеть.
***
Втолкнув девчонку в прихожую, он запер дверь на засов. Она повела носом, принюхиваясь к скопившемуся удушливому запаху ацетона.
- Фу!.. У тебя тут химический завод что–ли?.. Эй, а ты не фарцовщик, а?
- Проходи в комнату, только не пугайся и не ори. Я сейчас форточку открою.
Испугалась все–таки. Взвизгнула, увидев маму, выскочила обратно в прихожую, схватилась за щеколду. Благо, не знала, как ее открыть.
- Это мама, — пояснил он. Не бойся, она тихая. Я ей уколы делаю.
- Это… Это ты для нее снук искал?
- Да.
- Хм… — она нерешительно вернулась, присела на краешек стула у самой двери. — Но… она же все равно…
- Умрет? Да. Если Эрджили не успеет.
- Так зачем ты… Она же не…
- Не человек?.. Она моя мать.
- А кто такой Эрджили?
- Врач. Хороший. В смысле, он был раньше врачом.
- Турок какой–то?
- Цыган.
- Ты думаешь… Ты думаешь, он ее вылечит? Снукеры не лечатся.
- Я тоже так полагал. Пока не попробовал вакцину, которую дал мне Эрджили. Она снимает некоторые симптомы и тормозит развитие атрофии мозга. Эрджили говорит, что ему нужно еще года два, чтобы довести вакцину до ума. Тогда она сможет бороться с зависимостью от снука. Надеюсь, мама доживет… Но прежней она, конечно, уже никогда не станет.
Он приготовил добытую вчера вечером ампулу с дозой, бережно достал из тумбочки возле маминой кровати флакон с вакциной.
- Ну что, — бодро произнес он, целуя маму в щеку, — уколемся?
- У–у–у, — промычала та. — Уколемся! И будет нам хорошо быть… быть… быть…
- Да, — кивнул он, медленно нажимая на плунжер.
Желтоватый снук с поблескивающими на свету мелкими, как пузырьки шампанского, жидкими кристаллами, по капле перетекал из шприца в вену. И так же медленно, поначалу спокойное, мамино лицо напряглось и задрожало; затряслась голова, как у глубокой старухи, чьи шейные мышцы уже не способны поддерживать голову; уголки губ, еще хранящие следы характерной улыбки, сначала нерешительно дернулись, а потом быстро пошли вверх, открывая желтые зубы с бледными анемичными деснами.
- Давай, давай, давай! — тут же оживилась мама. — И себе, себе, себе дай! Дай! Себе дай!
- Да, — снова кивнул он, вынимая иглу из вены, берясь за второй шприц, наполненный вакциной.
- Дай шприц мне! — запросила мама, хватаясь за пустой цилиндр из–под снука. — Дай! На! Сын! Ты должен слушаться!
Он вырвал из ее слабых пальцев пустой шприц, бросил его в ведро, стоящее тут же, потом быстро взял ее за другую руку, и привычно ввел вакцину.
Когда повернулся к девчонке, увидел ее бледное лицо с выпученными от ужаса глазами, с мертвенно–побелевшими губами.
- Сейчас она успокоится, — бросил он. — Отключится и уснет. До вечера.
Девчонка не дослушала. Она вдруг медленно повалилась со стула и растянулась у входа.
- Ну вот, мам, — усмехнулся он. — У барышни обморок.
Она отказалась от соевой пасты — торопилась, наверное, уйти.
Они вышли на улицу в начале пятого. Начиналось самое опасное время, когда в состоянии гуимов, после обеденной дозы, наступает плато, за которым последует медленный спад и тогда, часа через три–четыре, самым зависимым потребуется новая доза. В фазе плато снукеры очень активны, а потребность разделить с кем–нибудь свою радость достигает максимума.
Со временем люди наловчились хитрить. Когда счастливые снукеры вываливались на улицы и число их близилось к критической отметке, те нормальные прохожие, кому волей–неволей пришлось оказаться вне дома, в опасном соседстве, прибегали к простой уловке: они напяливали на себя маску гуима. Человек растягивал рот до ушей, делал идиотский взгляд и двигался дальше, пытаясь скопировать походку снукера. Обычно это помогало хоть как–то обезопасить себя. Но гуимы под кайфом не всегда всматриваются в лица, пытаясь отличить «несчастных»; иногда их так плющит, что они тычут шприцем в любого встречного, не разбирая.
Жизнь нормального человека свелась к двум поведенческим схемам: либо косить под снукера, чтобы сойти у гуимов за своего и не получить укол, либо напротив — никогда не улыбаться, чтобы не походить на снукера и не получить пулю в лоб от слишком нервного гражданина, которому показалось, что ты ему чрезмерно широко улыбаешься.
- Как тебя зовут? — спросил он, шагая следом за девчонкой, на шаг позади, держа улицу под наблюдением.
Пока они не выбрались на людные места, можно быть относительно спокойным. Но четырнадцатая улица, где жила девчонка, была довольно оживленной. И гуимов там было полным–полно, потому что на четырнадцатой стояли два магазина, в которых можно было купить снук. Кит не знал хозяина этих магазинов, но слышал, что в отличие от многих других подобных заведений, эти магазины принадлежат кому–то местному, из района. Обычно более–менее серьезные торговые точки держали обитатели Центра, получая хорошую прибыль с торговли наркотой и оставаясь в безопасности.
Эти два магазина уже не раз грабили ломающиеся снукеры — «крючки», как их называют за скрюченную в период ломки спину; эти магазины громили анти–снукеры во время акций протеста, но хозяин упорно продолжал их содержать. Разумеется, торговля снуком — самый выгодный бизнес, хотя и самый опасный.
- Как тебя зовут? — повторил он.
То ли девчонка, шагающая впереди, не слышала, то ли никак не могла придумать себе имя.
- Джессика, — бросила она, не оборачиваясь.
- Ну и ладно, — бормотнул он себе под нос, не сводя глаз с ее обтянутой джинсами аккуратной попки, которую не портила даже грязь, подхваченная возле мусорных баков. Как ни старалась девчонка отчистить ее, а небольшие разводы все равно остались.
- А я — Кит, — сказал он, но она не ответила, даже не кивнула.
Подумаешь, какая цаца!
- Кой черт занес тебя в трущобы? — спросил он нарочито грубо.
- Искала одну девчонку, — ответила она коротко.
