Но я не ошиблась в том, что оба они весь вечер глядели на Бруклин. Даже Парис, который старался меня развлечь, то и дело бросал на нее косые взгляды.
Впрочем, это не имело значения, — я тоже не хотела быть с ним. Каждой клеткой своего тела я жаждала увидеть в этой веселящейся толпе Макса и, в конце концов, встревожилась, начала нервничать. Однако я смеялась над шутками приятелей и даже взяла напиток, который мне предложили, не обратив внимания на то, что голова потихоньку начинала кружиться.
Когда он положил руку мне на бедро и потянул на танцплощадку, я последовала за ним. Наши плечи сталкивались, пока он протискивался вперед. Он прижал меня крепче, чем мне бы того хотелось, и я была поражена своей реакцией, хотя совсем недавно думала, каково это — тесно прижаться к Максу. С Парисом оказалось ровно наоборот: его прикосновения были отвратительны, и мое тело им сопротивлялось.
Однако его мышцы оказались крепкими, руки — настойчивыми, и он прижал меня к себе.
Я смотрела по сторонам, стараясь не раздражаться, когда его дыхание с запахом алкоголя смешивалось с моим. Его тело двигалось в ритме с музыкой, и я, решив не устраивать сцен, смирилась, отчасти танцуя, отчасти следуя ритму. Я думала, когда же кончится песня, когда же, наконец, мне удастся улизнуть.
— У тебя красивые глаза, — сделал он комплимент на паршоне. Его липкие слова обожгли мне лицо. Я едва не засмеялась: неужели он перестал таращиться на Бруклин и умудрился заметить мои глаза?
Слабо улыбнувшись, я отстранилась.
— Спасибо, — громко ответила я, перекрикивая музыку и желая, чтобы песня скорее подошла к концу.
Но наш неуклюжий танец прервала не пауза в музыке, а то, к чему я была совершенно не готова. К таким вещам невозможно подготовиться никогда.
Резкий рев сирен разорвал вечерний воздух, отдаваясь эхом внутри моей головы. И это не был сигнал о наступлении комендантского часа.
Я замерла; мое сознание мгновенно опустело из-за возникшей вокруг паники.
Площадка наполнилась криками, хотя сирены заглушали любой шум.
Меня тащило во все стороны сразу, люди сталкивались друг с другом, пытаясь убежать из парка и добраться до укрытий. Спрятаться в убежищах.
Я искала Бруклин. Я ведь только что ее видела! Но сейчас, среди мечущейся толпы и хаоса, не могла ее найти.
— Бруклин! — заорала я, но мой голос потонул в общем шуме.
Вдруг я увидела, как девушка, моя ровесница, споткнулась на бегу и упала. По ней пробежал человек, наступив тяжелым ботинком прямо на голову. Пытаясь убраться с пути толпы, она поползла к краю дорожки, впиваясь пальцами в землю, но не могла двигаться достаточно быстро.
Она посмотрела вверх затуманенным взглядом; по ее лицу стекала кровь.
И в тот момент, когда она подняла голову, я ее узнала.
Это была Сидни из Академии, девушка из класса чиновников, которая каждый день издевалась над нами по пути в школу. Та, что пришла в ресторан моих родителей и смеялась надо мной, уверенная, что я ее не понимаю.
Не успев толком ничего обдумать, я побежала к ней. Пока я пыталась до нее добраться, остальные спасали только себя, толкаясь, отпихивая меня и тараня на полном ходу.
Оказавшись рядом, я сама едва на нее не наступила. Давка была такой, что я чуть не пролетела мимо. Я протискивалась сквозь толпу, изо всех сил пробивая себе дорогу.
Кто-то схватил меня за волосы и дернул. Кожу черепа охватило огнем, однако я рванула вперед, мотнув головой и вскрикнув от боли.
Никто меня не слышал. Никто не обращал внимания.
Я видела, что Сидни все еще пытается убраться с дороги. Она была искалечена. Я споткнулась, но наклонилась, не сводя с нее глаз, подхватила под мышки и начала тянуть прочь. Подальше от жестоких ног, которые по ней ступали.
Вой сирен не умолкал, но у меня не было времени волноваться о том, что они значат.
Наклонившись, я крикнула ей прямо в ухо, надеясь, что она меня слышит:
— Ты можешь встать? Можешь идти?
Она растерянно посмотрела на меня, словно не понимая смысла вопросов. Медленно, чересчур медленно она кивнула и протянула мне руку, чтобы я помогла ей встать.
Она покачивалась, не в состоянии твердо стоять на ногах, и я держала ее, пока она не восстановила равновесие. Открыв рот, она что-то сказала, но я ее не услышала. Все слова поглотил оглушительный рев сирен.
Я покачала головой и пожала плечами.
Она приблизилась, прислонила рот к моему уху и измученным голосом повторила:
— Зачем ты это делаешь?
Я не знала, что ответить, а потому даже не стала пытаться.
— Нам надо отсюда уходить. Где ты живешь?
Она указала в восточном направлении. Ей надо было в районы высшего класса на востоке города, где, по всей видимости, жила ее семья. А мне надо было на запад, в свою часть города. К своей семье. К Анджелине.
Мое сердце сжалось. Я должна была найти сестру.
— Я не могу с тобой идти! — закричала я изо всех сил. — Ты доберешься сама? Знаешь, где тебе надо встретиться с родными?
Она схватила меня за руку, и я поняла, что таков ее ответ. Она не хотела меня отпускать. Не хотела оставаться одна и возвращаться в одиночестве.
Она шла со мной.
Толпа поредела: большинство отдыхавших исчезли во тьме в поисках укрытий. Теперь нам не грозила опасность оказаться затоптанными, но повод для страха не исчезал: вдали один за другим возникали новые звуки, заглушавшие постоянный вой сирен.
Сидни, державшая меня за руку, вздрагивала после каждого нового взрыва.
Я узнала эти звуки, хотя до сих пор ни разу их не слышала.
Бомбы.
В городе рвались бомбы.
Это была не учебная тревога и не предупреждение. На город напали.
Мне надо было найти Анджелину.
* * *
Не успели мы сделать несколько шагов, как кто-то схватил меня, потянул назад, и не успела я подумать, кто это и что ему надо, как споткнулась, потеряв равновесие, и едва не упала.
Второй раз за этот вечер я оказалась в объятьях Макса, хотя теперь отталкивать его не собиралась. Его руки обхватили меня, словно железные обручи — вряд ли он позволил бы мне упасть.
— Я тебя везде искал! — крикнул он, но даже если бы он не повышал голоса, я все равно услышала бы эти слова. — Куда ты пропала?
Я едва могла вздохнуть и, когда попыталась ответить, уперлась ртом в его грудь.
Он ослабил хватку, я подняла голову, но как только увидела выражение его лица, весь мой гнев исчез.
Он обо мне беспокоился! Как жаль, что мое сердце смягчилось в тот самый момент, когда повсюду ревели сирены, а ночное небо разрывал грохот орудий.
