Это все чепуха, дорогая, не стоит возиться…
Джоан встала.
Босс, секунду. Может, заодно зададим овса Бетси?
Ха! Я же ничего не понимаю в автостенографах. Это посложнее, чем тренькать на фоно.
Посмотрим…
Она подошла к автостенографу, присела.
Ну, Юнис? Где тут руль и тормоза?
Расслабься, босс. Просто скажи: «Юнис, диктую…» — а потом просто говори что-нибудь, и все.
Попробуем…
— Юнис, диктую: «Восемьдесят семь лет назад наши отцы заложили основы новой нации, ценящей свободу и преданной идеалам…»
Ее руки легко коснулись сенсоров, включили микрофон, ввели программы корректировки в процессе записи и успели исправить напечатанные машиной слова «Восемь десятсем» — и все это легко и непринужденно.
Черт возьми, Юнис! Как это получается?!
Не думай об этом. А то будет как у той сороконожки. Слышишь, как Бетси мурлычет? Рада мне…
Я тоже рад. Кстати, Юнис, эта машинка… то есть, прошу прощения, Бетси — она может подсоединиться к Сент-Луисскому фонду Библиотеки Конгресса?
Конечно. Она подключена к межбиблиотечной сети, следовательно, может связаться с любой библиотекой.
Проблема такая: я хочу найти все работы по механизмам памяти.
Хорошо. Мне это, кстати, тоже интересно: кажется, у меня есть какие-то странные провалы… хотя я и не уверена… Я сделаю.
Конечно, я ведь не знаю, как обращаться с Бетси. Да и о предмете наших изысканий знаю лишь, что был такой Павлов, который делал роботов из собачек… по-моему, таким способом: когда собачка пускала слюну, он звонил в колокольчик.
Сделаем. Босс, а можем ли мы потратить немного денег?
Чтобы купить Пирамиды? Пожалуйста, если хочешь.
Нет. Я хочу добыть мое секретное досье. Там могут быть материалы, о которых я тебе говорила, но которых нет в официальных документах — а значит, знать ты их не можешь. Так мы убедимся, что я — не твоя фантазия.
Может, не стоит? Я почему-то боюсь, что если я сумасшедший, то меня можно будет вылечить… и. найдется какая-нибудь сволочь, которая сделает это!
Я польщена.
Юнис… а ты не помнишь чего-нибудь такого… между своей смертью и воскрешением?
Не знаю… Были какие-то сны… почему-то о тебе. А один раз было что-то, не очень похожее на сон… все было очень реально — вот просто как эта комната. Только если я расскажу, ты подумаешь, что сумасшедшая среди нас — я.
Ну и что? Очарование от этого не исчезнет.
Только не смейся. Джоан, когда я была вне всего… я вдруг оказалась в каком-то месте. И там был старый-старый человек с длинной белой бородой. Он держал огромную книгу. Он посмотрел в нее, потом на меня и сказал: «Доченька, ты была никчемушной девчонкой. Но что-то в тебе было такое… короче, я даю тебе второй шанс».
Приснилось. Образы из воскресной школы.
Может быть… Но я ведь действительно получила второй шанс!
Сомневаюсь, что от бога. Я, честно говоря, никогда не верил ни в бога, ни в черта…
Но ты ведь и не умирал, дорогой. Хотя… я, пожалуй, не знаю, верю я или нет. Наверное, слишком мало побыла мертвой… Но ты не станешь возражать, если мы будем изредка молиться?
Иисусу Иосифовичу?
Ох, не надо так. Или я скажу все, что думаю, — теми самыми словами.
Я попал под каблук… Сдаюсь. Только чтобы в церкви было красиво, и хорошая музыка, и не дольше пяти минут.
Да при чем тут церковь? Ты не сможешь молиться в церкви. Будешь не в своей тарелке… Дома, наедине с собой, Джоан. Я тебя научу.
Когда приступим? Сейчас?
Сначала досье. Думай о чем-нибудь постороннем… о Винни: скользкой, в мыльной пене…
Это очень благочестиво — и гораздо приятнее молитвы.
Грязный старикашка! Готова спорить: ты ни разу в жизни не молился!
Нет, я молился — но бог был на рыбалке.
Все, думай о Винни.
Прошло несколько весьма напряженных минут. Затем она откинулась на спинку стула и ласково погладила машину.
Ну, получилось?
Что именно?
Ну, то, что ты хотел сделать с Винни?
Я размышлял о тайнах бытия и чуде мирозданья…
Ну?
Сбился на Винни.
Я же знаю! Я же вся здесь, в твоей голове. Джоан, я должна сказать: для девушки — и даже, в определенном смысле, девственницы — у тебя необыкновенно богатое и нескромное воображение.
Фигня. Могу спорить: у любой девушки такое воображение.
Чистая правда. Но с твоим воображением… я уже ерзаю и не могу дождаться, когда же мы начнем нашу карьеру настоящей женщины. За всю свою богатую сексуальную жизнь я не встретила мужчины, который бы поимел меня таким замысловатым способом!
О-о!.. Меня научила этому одна респектабельная домохозяйка, облегчившая мой путь через юность. Совершенно очаровательная леди.
Хм. Похоже, что я родилась слишком поздно для настоящего дела.
Это я уже пытался тебе втолковать. Кстати, как там досье?
Полный порядок. У Юнис без сбоев! Давайте вернемся в кресло, а то устала спина.
Джоан Юнис пропутешествовала от автостенографа до кресла — тридцать футов по ковру босиком, сплошное наслаждение… но то, что она забыла надеть туфли, дошло до нее лишь тогда, когда она забралась с ногами в кресло и села в позу лотоса. Возвращаться за туфлями не хотелось.
Дверь издала звуковой сигнал.
—Это я, Винни.
—Входи, дорогая.
—Мистер Сэлэмэн просил передать, что скоро зайдет на несколько минут, но на ужин не останется.
—Останется… Иди сюда и поцелуй меня. Что ты сказала Каннингэму?
—Ужин на двоих, как ты велела… приносить по звонку. Но мистер Сэлэмэн твердо намерен уйти.
—А я твердо намерена его удержать. А если не получится… пообедаешь со мной? Не можешь ли принести мои туфли? Они на полу рядом с пианино.
Сестра посмотрела на туфли, потом встала перед Джоан Юнис, уперла кулачки в бока и нахмурилась:
—Джоан. Я не знаю, что с тобой делать. Ты опять ведешь себя плохо. Почему не позвонила?
—Не сердись, дорогая. Вот, сядь на скамеечку, прислонись к моим ногам, и давай поболтаем. Ты не была случайно горничной до того, как выучилась на медсестру?
