- Скорее второе, чем первое. Похожая база в форме колеса недавно начала работать на Лингаме, астероиде около Венеры. Но, там колесо маленькое, фактически, это комната отдыха для экспедиций из трех-четырех человек. А что еще интересного ты видела?
- Людей, - сказала Ратри, - Самое интересное в кампусе, это люди. Они достаточно общительные и симпатичные, но… Я поболтала с ними на разные темы, и многие их высказывания показались мне странными, а некоторые – слегка пугающими.
- Гм… Я допускаю, что у них оригинальные суждения, но пугающие? По-моему, ты драматизируешь. Кстати, как там эти дурацкие 19 минут? Они еще не прошли?
- Почти. Осталось чуть-чуть.
- Ладно… И что же такого ужасного ты услышала?
- Я бы начала с обстановки, – задумчиво произнесла она, - Эти подростки собраны из разных точек планеты. Из Океании, Африки, Индокитая, Латинской Америки… Мне кажется, там были и европейцы, а может – североамериканцы или скандинавы…
- Минутку, - перебил он, - А что в этом страшного? Это ведь здорово, разве нет?
- Казалось бы, так. Я даже подумала: когда эти мальчишки и девчонки вырастут, на планете никогда больше не будет войны. Об этом мечтал Мохандас Ганди…
- Это еще вопрос, о чем мечтал Ганди, - перебил ее Раджхош, - Один мой дядя очень хорошо знал этого человека, и относился к его идеям… Мягко говоря, скептически.
- Может быть, - согласилась Ратри, - Но сейчас я имею в виду идею человечности, понимание того, что человек, очень непохожий на тебя, может быть твоим другом.
Чатур Раджхош утвердительно кивнул.
- Прекрасная идея. Я снова спрашиваю: что ты испугалась, как маленькая девочка?
- Я заговорила об этом с Пепе и Рупертом. Мне казалось, они разделяют эту идею. Представляешь: Пепе - папуаска из Новой Британии, отец ее ребенка - филиппинец, приемная дочь Лейла – африканка из Малави, а Руперт – этнический германец с Каролинских островов. Среди друзей Лейлы – африканцы, камбоджийцы, папуасы, полинезийцы, австралийцы… Кто угодно. Вопрос в том, против чего они дружат.
- Странный оборот речи, - заметил Раджхош.
- К сожалению, - Ратри вздохнула, - это адекватно отражает суть дела. Они здесь не просто знакомятся, дружат, играют и учатся. Они воспринимают некую идеологию, которая жестко делит все на белое и черное. Белое может быть любого цвета радуги, никаких проблем. Но черное – всегда черное, и оно подлежит стиранию. Они так и говорят: «стереть» или «зачистить». Никаких компромиссов. Только так.
- А что такое «черное»? – спросил он.
Ратри задумалась, подбирая подходящие слова.
- Это можно назвать духовной культурной, или традиционными ценностями, или религиозным долгом, если подходить к этому с позиции мировых вероучений, или универсальными императивами, если следовать гуманизму.
- И все это для них черное? – удивленно уточнил Чатур.
- Как это не парадоксально, да.
- И они культивируют ненависть ко всему этому? – снова уточнил он.
- В каком смысле культивируют? - в свою очередь удивилась Ратри.
- В обыкновенном. Они что, проводят пятиминутки ненависти, как в романе «1984» Оруэлла или как в реальных учебных лагерях исламских боевиков?
- Н… Нет, - помедлив ответила она.
- Тогда откуда ты узнала об этой доктрине «стирания черного»?
- Я… Я заговорила об идеалах взаимопонимания…
Раджхош многозначительно поднял вверх свою широкую ладонь.
- Вот! Ты заговорила о некой идеологии. Видимо, о гандизме, о неоиндуизме, или о гуманизме. Кто-то ответил что-то, показавшееся тебе странным. Ты стала задавать дополнительные вопросы, и ответы на них шокировали тебя до такой степени, что ты сменила тему. После этого ты не услышала ничего шокирующего.
- Откуда ты знаешь? – изумленно спросила Ратри, - Тебе кто-то успел рассказать?
- Просто опыт, - произнес он, - Когда я увидел этих подростков, то сразу понял: это сообщество продуктивно, а значит, оно не может быть ориентировано на ненависть. Разумеется, оно достаточно радикально, потому что у него высокий креативный потенциал, направленный на окружающую реальность. Но это совсем другое дело. Невозможно создать что-то принципиально новое, не затронув основы старого. Я не слишком люблю рассуждать о таких абстракциях, но здесь они уместны.
- Я не поняла, Чатур. Объясни.
- Объясню, когда ты снимешь с меня эти дурацкие…
- Да, конечно!
Она ловкими и привычными движениями отлепила от его кожи присоски сенсоров.
- Замечательно! – он улыбнулся. – И что говорит компьютер о моем здоровье?
- Ну, если вкратце… - Ратри посмотрела на цветную диаграмму, - …То фиксируется легкое переутомление и перевозбуждение. Я рекомендую тебе подольше поспать.
- Неплохая мысль, - сказал Раджхош, - А леди доктор не хочет порекомендовать мне прогулку с любимой женщиной на свежем воздухе?
- Хочет. Только не босиком. Мало ли, что тут ползает? Надень сандалии, ладно?
- Ладно. Я надену сандалии и даже шорты, - сказал он, - Хотя, по здешним правилам, человек считается достаточно одетым, если завяжет шнурок над бедрами.
- Можно даже без шнурка, - сообщила она, - шнурок это для красоты как галстук.
В неверном свете обманчиво-яркой Луны, река Вааа казалась лаково-черной, берег и кусты - пепельно-серыми, а несколько фигур туземцев - призраками. Они и двигались бесшумно, как призраки. Ратри крепко вцепилась в локоть Раджхоша.
- Чего ты опять боишься, маленькая девочка?
- Наверное, ничего, - ответила она, - Просто здесь ночью так необычно... Ты обещал объяснить что-то об отношениях принципиально нового и основ старого.
- Да. С чего бы начать?.. Пожалуй, с твоего личного наблюдения: «Белое может быть любого цвета радуги, но черное - всегда черное». Какие именно цвета ты наблюдала?
- Цвета? – переспросила Ратри, - Это была фигура речи. Я хотела сказать, что эти подростки по уши в виртуальных мирах из своих любимых НФ-фильмов и комп-игр. Обычное дело в таком возрасте. Красные кхмеры любят сюжеты с коммунизмом по Ефремову. Девчонкам из Бирмы тоже нравится какой-то коммунизм, но у них такой странный «pidgin», что я не все понимала. Африканцы за креативный социализм по Моррису… Кроме Лейлы, которая техно-трайбалистка по Хайнлайну, как ее мама, в смысле, Пепе Кебо. Руперт Фон - анархо-синдикалист по Прудону, что понятно для меганезийца. Йи - анархо-коммунистка по Кафиеро. Она не слышала о Кафиеро, но воспроизводит его идеи. Африканцы, впрочем, тоже не слышали про Морриса.
- И никто не подрался из-за идеологических разногласий? – спросил Раджхош.
- Нет. Мне показалось, что для них это не идеологии, а… Как объяснить?
