Кроме того, был еще Эрик Хорт, который быстро стал одним из них — настоящим другом, охотно помогавшим туземцам во время их стычек с послом. Им казалось, что тайная слежка за другом оскорбляет его, ведь, все, что он делал, он делал открыто.
Но План требовал, чтобы они постоянно знали, кто из чужеземцев где именно находится, а Плану было необходимо следовать неуклонно. Альтернативы у них не было.
Трудности создавала и дочка сестры посла, но они были более понятны. Все ее действия казались непредсказуемыми. Хуже того, некоторые люди реагировали на нее тоже странно. Эрик Хорт, который говорил, что он собирается пойти туда-то или сделать то-то, встретив ее на дороге, шел совсем в другое место или делал что-то противоположное тому, что он собирался сделать.
Это было плохо само по себе, но неожиданный бросок посла в лес, чтобы показать дочке сестры паромы, а затем такой же бросок Хорта за ними обоими, оставил Совет в полном недоумении. После недель и месяцев, затраченных на то, чтобы держать дурацкие паромы в готовности, когда посол шел их инспектировать, неожиданно оказалось, что их секрет раскрыт мисс Варр. Эрик-то Хорт все это и раньше знал, но они инстинктивно понимали, что Эрик никогда их послу не выдаст. А вот как будет с мисс Варр — этого не знал никто.
Этот эпизод вызвал ожесточенные дебаты. Форнри сел на землю возле карты, мрачно глядя на камни, изображавшие посла, мисс Варр и Хорта, и пытаясь понять значение этой череды событий, развивавшихся так скоро и неожиданно на отрезке пути от посольства до леса. Старейшина, который обычно присутствовал на их совещаниях, но редко выступал, спокойно смотрел на происходившее, пока остальные яростно спорили о возможных последствиях того, что мисс Варр видела, как Рарнт и Мано переходят реку вброд, вместо того чтобы воспользоваться паромом.
Наконец Форнри сказал:
— Бану?
Бану сидел в обычной позе — ноги скрещены, голова опущена. Он ответил, даже не пошевелившись:
— Пустяки. На нее можно не обращать внимания.
— А я думаю, что дочь сестры поела для нас очень важна, — возразил Форнри.
Нарриф, частенько споривший с Форнри, бросил легкомысленно:
— Она смеется над нами и над нашим миром. И скоро уедет. Она сама об этом говорит. Чем она может быть важна для нас?
А Далла спросила:
— А каковы брачные обычаи у народа посла? Эрик привязан к ней, а он наш друг. Что, если они поженятся?..
— А она привязана к нему? — спросил Толоф. — Потребуется ли Эрику ее согласие или согласие посла?
Все замолчали. Форнри дружески шлепнул мальчишку, принесшего весть, и отправил его отдыхать. А сам сказал:
— В следующий раз, когда Эрик спросит нас о каких-нибудь наших обычаях, его следует спросить об их собственных брачных порядках.
В конце концов они не стали делать ничего. Если дочь сестры рассказала послу о переправах вброд, то он по этому поводу смолчал. Но снова им явилась во всей своей красе мудрость Плана Лэнгри. И уже никто и никогда не подвергал сомнению необходимость всегда знать, где именно кто находится.
Форнри всегда беспокоило, что они могут ответить лишь на небольшую часть возникающих вопросов и что все возрастающее число членов Совета начинают требовать быстрых действий или даже действий, которые Планом не предусмотрены. Он знал, что в скором времени может даже потерять лидерство, так как буквально каждое его мнение встречало сопротивление со стороны Наррифа. Это его беспокоило: не потому, что Нарриф был неспособен — он был деятелен и умен, — а потому, что Форнри боялся, что тот станет действовать не по Плану.
Все, что Лэнгри предвидел, все это осуществилось. Все инструкции, которым они следовали, дали предсказанные результаты, и Форнри не требовалось никаких других доказательств абсолютной правильности суждений Лэнгри. Или они будут точно следовать Плану, или они потеряют и этот мир, и собственные жизни.
Сейчас от лидерства Форнри зависела судьба всего его народа, а между тем руководить становилось все труднее и труднее. Даже когда План явно указывал на то, что надо делать, было почти невозможно установить, когда именно это действие надо пустить в ход.
Почти ежедневно, например, Нарриф спрашивал Форнри:
— А ты говорил с Эриком насчет обращения к адвокатам?
А Форнри отвечал:
— Я по очереди задаю ему те вопросы, на которые нам указывал Лэнгри.
— Ты все еще проверяешь его дружбу? — восклицал Нарриф. — Ведь он, бесспорно, тот человек, которому можно доверять.
Форнри оставалось лишь говорить, что он с этим совершенно согласен, но когда это возможно, он предпочитает следовать мудрости Лэнгри, а не собственной, а затем заставлял Бану вытаскивать из своих сбивчивых воспоминаний что-нибудь вроде: «Лэнгри сказал: друг, достойный доверия, — это тот, кто никогда не возражает против проверки своей верности».
А еще спорили о кристаллах.
Лэнгри говорил, что они должны быть обращены в денежные единицы — кредиты, причем как можно скорее, но они боялись даже говорить об этом с кем-либо до тех пор, пока полностью не поймут, что именно надо сделать, и пока у них не будет друзей, чья верность проверена временем. Сам Лэнгри говорил им — и не раз, — как набросятся на них хищники, если они не будут осторожны.
Однако самая большая трудность вытекала из того, что они понятия не имели, против кого обращен их План. Они не могли определить, кто же их враг. Кое-кто думал, что это посол, но доказательств этого не имели, а посол, казалось, вполне искренне старался помочь чем мог. Далее, сам Лэнгри говорил, что враг может появиться и не сразу после прилета первого корабля, а даже через несколько лет после этого.
Форнри живо ощущал, как он отдаляется от других членов Совета. Видел, как даже Далла начинает переходить на сторону его оппонентов, и это обстоятельство особенно сильно ранило его. Прошло уже много времени с тех пор, как они с Даллой в последний раз разделяли радость, а бремя лидерства становилось все более и более тяжелым.
И вот теперь они знали, кто их враг.
Они сидели и слушали, как Бану монотонно повторяет им слова Лэнгри о том, что первый человек, у которого возникнет идея создать в их мире курорт для туристов, это и есть враг. И, подавляя сомнения, принимали истину этих слов.
— Что же нам делать? — повторяла Далла.
Форнри не имел точного ответа на этот вопрос. Медленно он сказал:
— Лэнгри велел сделать так много, а мы понимаем так мало…
— Так что же может сделать посол? Что он может сделать? — спросила Далла.
Этого никто не знал.
— Мы должны продолжать тщательно следить за ним, — предложил Форнри, и на этот раз никто не стал с ним спорить.
