Час пик. Пробка.
– Ну что, доча? Будешь покупать автомобиль? – ехидно поинтересовался папа, обозревая ситуацию с тротуара.
«Доча» – длинноногая девица ближе к тридцати – глянула на родителя сверху вниз сквозь дорогие штучные очки, благо рост позволял. Скривилась, но ответила мирно:
– Так не каждый же день, па!
«Па» – в немодном костюме, в белой кепке с твердым козырьком – сверкнул глазами. Он собирался выдать еще одну едкую подначку, но, передумав, заговорил иначе:
– Ты экономист, доча, считать умеешь. Центр города построен больше века назад. На такое количество автомобилей он рассчитан не был. С каждым месяцем их становится все больше, статистику ты знаешь. Что будет через год? Через пять лет?
Словно в подтверждение его слов, взвизгнула сигнализация ближайшего авто. «Доча» закрыла уши ладонями.
– Мы даже график составили, – уныло сообщила она, когда визг прекратился. – Это адский ад, па! Но не могу я ездить в вонючих маршрутках! Не могу! Каждая бабка в лицо сумкой тычет!..
– Метро? – предположил родитель. – Через пару лет, когда разрешат, купишь себе вертолет.
«Доча» вздохнула:
– Вертолеты в первый день падать начнут! Как представлю… Нет, и представлять не хочу. Это будет не адский ад, а целый ад и Израиль.
Посмотрев в сторону близкого проспекта, она рассмеялась:
– В одном ты прав, па. Не хотелось бы мне там сейчас находиться. А машину я все равно куплю. По ночам буду ездить – из принципа. Пошли в метро!
14:39
…со свидетелями будем работать мы…
Метро работало. Те, кто им в этот вечер воспользовался, отделались легко. Толкнули, обругали, наступили на ногу, дверьми прищемили, в конце концов. Дело житейское! Счастливчики же, получасом раньше гордо взиравшие на мир из окон собственных авто, влипли по-крупному, без дураков. Пробка сама по себе – стихийное бедствие. А если она на полпроспекта? Три километра вперед, три – назад? Дальше разрулили, пустили движение в объезд, но в эпицентре машины стояли мертво.
В сердце многоколесного Вавилона поблескивали мигалки двух милицейских фургончиков. Служивые рьяно взялись за дело, не обращая внимания на то, что сами отрезаны от помощи и начальства. Уйма машин – всмятку; три – на боку, подозрительно дымятся…
– Трое! – докладывал сутулый лейтенант, выдыхая слова в черную мембрану старомодной рации. – Трое тяжелых, двадцать два с травмами. Так точно! Так точно!.. «Скорая» рядом оказалась. Работают… Так точно! Устанавливаем! Устанавливаем причину! Прессы и телевидения пока нет, не добрались. Так точно! Да, пожарных тоже! Пожарных, так точно!..
Закончив доклад, лейтенант побрел к дымящемуся авто. Там уже суетились трое с маленькими автомобильными огнетушителями. Рядом толстяк-сержант расспрашивал водителя – парня с перевязанной головой.
– Повторить, будь ласка, ще раз. Волну вы бачылы?
Водитель, скользнув ладонью по повязке, застонал:
– Сколько можно повторять?
– Скильки трэба! – перебил сержант. – Слухаю!
– Приблизительно полчаса назад…
Водитель посмотрел на циферблат дорогих наручных часов:
– Если точнее, тридцать четыре минуты… Я ехал в сторону аэропорта во втором ряду. Впереди был белый «Бентли», он сейчас тут стоит. Боком… Скорость невысокая, у меня радио играло. Прошли новости, диктор назвал время. Впереди я увидел что-то серое, вначале подумал – туча. Серая, огромная, от земли до неба, да. Облака разошлись, синее небо. И тут такое, да…
– Хвылыночку! – сержант повернулся к лейтенанту. – Сходыться, товарышу лейтенант. Все волну ту проклятущую бачылы. От таку!
И протянул блокнот с неряшливо набросанным рисунком. Лейтенант повернулся к водителю:
– Подтверждаете?
Тот молча кивнул.
– А сверху там что? – лейтенант снял фуражку, вытер потный лоб. – Кораблик?
– Это не кораблик, – без всякого выражения проговорил раненый. – Лайнер, трехтрубный. Я такие на Средиземном море видел, да. Как я понимаю, волна была высотой метров в триста. То есть, это я сейчас понимаю…
Лейтенант хотел уточнить насчет Средиземного моря и количества труб (на рисунке их оказалось аж четыре), но не успел.
– Здравствуйте, товарищи! Спасибо, все свободны. Дальше со свидетелями будем работать мы.
Трое молодых людей в штатском. Неулыбчивые, спокойные. У главного – странное лицо. Зеркальное, из двух одинаковых половинок. Подошли уверенно, по-хозяйски, оттеснили в сторону сержанта с блокнотом.
– А-а… – открыл было рот лейтенант.
– А вы займитесь всем прочим, – отрезал зеркальный. – Советую начать с той машины, что слева. У нее мотор может взорваться. И не пускайте посторонних, тут уже водку продавать начали.
– А-а-а-а… – вновь завел свое соло лейтенант.
Зеркальный махнул «корочкой» в дорогом сафьяновом переплете:
– Ис-пол-нять!
Рот закрылся. Лейтенант едва успел прикусить язык, дабы не гаркнуть по-сержантски «Та-а-ак точна-а-а!!!» Ни к чему это. И авторитету – явный подрыв.
Но взгляд! Какой был у зеркального взгляд!..
14:42
«…Кто ты, мой друг, мой гость незваный…»
Старушке было лет сто с гаком. С каким именно, Сергей не определил. Он уже успел пожалеть, что согласился заглянуть в комнатку на первом этаже серой «сталинки». Обрадовался удаче – зашел во двор, зацепил взглядом трех бабушек на лавочке, вежливо поздоровался.
Представился.
Улица называлась в честь мало кому известного поэта, честно отсидевшего свой «четвертак» под ярким солнцем Магадана. Во времена же позабытые, давние, это была улица 8-го Съезда Советов. Дом не знал ремонта со времен Лаврентия Павловича Берии. Большой двор – неухоженный, неуютный. Два железных гаража, три лавочки…
– Ну, вы и спросили! – прошелестел старческий голос. – Кто ж такие времена помнит, Сережа?
Сергей мысленно добавил собеседнице еще десять лет. Ровесница Первой революции, появилась на свет аккурат в Кровавое воскресенье. Точно!
– О гимназистах я только в книжках читала. Мой отец, Прохор Спиридонович…
«Бывший крепостной, – мысленно вставил Сергей, – соратник Пугачева.»
– …сюда в 1930-м приехал, когда тракторный завод пустили. То, что вы стариной интересуетесь, это правильно. Но поздно, поздно! В архивы вам надо, если не спалили. Вон, как при немцах главную городскую библиотеку бомбой повредило, снесло стену, так народ книжками до 1943-го «буржуйки» топил…
Молодой человек невольно сглотнул. Странное дело, но комнатушка, куда его пригласили, выглядела вполне современно. Разве что календарь на стене висел позапрошлогодний. А вот к хозяйке самое время экскурсии водить.
– Про гимназию имени Гаршина ничего не скажу, а Анну Николаевну я знала. Да как не знать-то? В этом подъезде она и жила, на втором этаже. В коммуналке, понятно. Одна комната, окна во двор. Ей еще повезло, соседи часто в командировки ездили. Не то что у меня! А что в гимназии она училась, никто и не знал. Не такое было время, чтобы гимназиями хвастать. Но женщина образованная, конечно. Учительница! Как тогда говорили, «училка», а еще проще – шкраб.
