Ознакомительная версия.
Несколько дней спустя я остановил свой выбор на Сучке Бабет, которая собрала на сайте массу восторженных отзывов, – она представлялась “горячей штучкой без границ и запретов”. И на самом деле, в своей симпатичной, немного старомодной двухкомнатной квартире она приняла меня в лифчике с открытой грудью и стрингах с разрезом. У нее были длинные светлые волосы и простодушное, почти ангельское личико. Она тоже высоко ценила содомию, но не считала нужным подавлять свои восторги. Прошел час, а я так и не кончил, и она похвалила мою выдержку; впрочем, и на этот раз, хотя у меня и стоял вовсю, ни малейшего удовольствия я не получил. Она попросила кончить ей на грудь; я подчинился. Размазав по себе сперму, она призналась, что обожает, когда спермой покрыто все тело целиком; она регулярно принимала участие в ганг-бангах, обычно в свингерских клубах, но иногда и в общественных местах вроде паркингов. Хотя она назначала минимальный тариф – всего пятьдесят евро с носа, – эти вечеринки оказывались весьма доходными, поскольку ей случалось приглашать на них по сорок – пятьдесят мужиков, которые, сменяя друг друга, имели ее во все три дырки, а потом кончали ей на тело. Она обещала предупредить меня, когда запланирует очередной ганг-банг; я поблагодарил. Не то что бы меня это привлекало, просто она была мне симпатична.
Короче, обе девушки по вызову оказались хороши. Но все же не настолько, чтобы у меня возникло желание снова увидеться с ними или завязать длительные отношения; вкус к жизни они во мне тоже не пробудили. Что ж теперь умирать, что ли. Я счел, что это было бы преждевременным решением.
Умер между тем мой отец. Сильвия, его спутница жизни, позвонила, чтобы поставить меня в известность. Нам с вами не так часто, с сожалением сказала она по телефону, выпадала возможность пообщаться. Это был удачный эвфемизм: на самом деле я никогда с ней не общался и даже не подозревал о ее существовании, если не считать туманных намеков отца, прозвучавших в нашем последнем разговоре два года тому назад.
Она встретила меня на вокзале в Бриансоне; путешествие мое прошло ужасно. Экспресс до Гренобля был еще туда-сюда, Управление железных дорог все-таки обеспечивало минимальный сервис в скоростных поездах, махнув рукой на региональные, и тот, что шел до Бриансона, несколько раз ломался в пути, опоздав в итоге на час сорок; в туалете был засор, потоки воды вперемешку с дерьмом вытекали в тамбур и грозили разлиться по купе.
Сильвия ждала меня за рулем “мицубиси-паджеро” Instyle, передние сиденья которого, к моему несказанному удивлению, были покрыты чехлами с леопардовым принтом. “Мицубиси-паджеро”, как я выяснил по возвращении, купив специальный номер “Автожурнала”, “один из наиболее эффективных внедорожников при эксплуатации в неблагоприятных условиях”. В комплектации Instyle он оснащен кожаным салоном, электрическим люком, видеокамерой заднего вида и восьмиваттной аудиосистемой Rockford Acoustic на 22 динамика… Это было невероятно; всю свою жизнь – ну, всю ту часть своей жизни, которая была мне известна, – отец, чуть ли не кичась этим, держался в рамках буржуазного стиля, банального до оскомины, предпочитая серые тройки в полоску, максимум темно-синие, и английские фирменные галстуки, – одним словом, его манера одеваться в точности соответствовала его должности: он был финансовым директором крупного предприятия. Вьющиеся светлые волосы, голубые глаза, хорош собой, – ему запросто могли бы предложить роль в каком-нибудь голливудском фильме, которые снимают время от времени из малопонятной, но вроде бы страшно важной жизни мира финансов, субстандартных кредитов и Уолл-стрит. Мы не виделись с ним десять лет, и я понятия не имел, на что он стал похож, но я, конечно, не ожидал, что он превратится в провинциального искателя приключений.
Сильвии было около пятидесяти, то есть лет на двадцать пять меньше, чем ему; не будь меня, она бы, наверное, получила одна все наследство, но я существовал, и она обязана была уступить причитающуюся мне долю – как ни крути, пятьдесят процентов, поскольку я был его единственным ребенком. В такой ситуации вряд ли следовало ожидать от нее теплых чувств, и все же она вела себя вполне пристойно и общалась со мной без напряга. Я добросовестно звонил ей, докладывая о все возрастающем опоздании поезда, и нотариус сумела перенести нашу встречу на шесть вечера.
Оглашение завещания отца не таило в себе никаких сюрпризов: его имущество было в равных долях поделено между нами; иных распоряжений в нем не содержалось. Но дама-нотариус хорошо потрудилась и уже начала оценивать наследство. Отец получал очень неплохую пенсию от компании Unilever, но наличности имел немного: две тысячи евро на текущем счету, тысяч десять на сберегательном плюс акции, которые он приобрел довольно давно и, наверное, успел о них забыть. Основным его имуществом был дом, в котором они жили с Сильвией: риелтор из Бриансона оценил его в четыреста десять тысяч евро. Практически новый внедорожник “мицубиси” продавался на “Аргусе”[15]за сорок пять тысяч. Особенно я был поражен, узнав о существовании целой коллекции дорогих ружей, перечисленных нотариусом в порядке убывания стоимости: самыми дорогими оказались верней-каррон “Платин” и шапюи “Урал Элит”. Все вместе они потянули как-никак на восемьдесят семь тысяч евро, гораздо больше, чем внедорожник.
– Он коллекционировал оружие? – спросил я у Сильвии.
– Это не коллекционное оружие, просто он много охотился, охота стала его настоящей страстью.
Итак, бывший финансовый директор из Unilever покупает на старости лет полноприводный автомобиль для пересеченной местности, возрождая в себе инстинкты охотника-собирателя: невероятно, но с другой стороны, почему бы и нет. Нотариус тем временем закончила; оформление наследства обещало быть до обидного простым. Невообразимая скорость процедуры не помешала мне, однако, учитывая, что мой поезд опоздал по дороге сюда, пропустить и обратный, последний на сегодня. Это ставило Сильвию в неловкое положение, что мы поняли почти одновременно, садясь в ее машину. Я тут же постарался разрядить обстановку, горячо заверив ее, что предпочитаю остановиться в гостинице возле вокзала. Мой поезд в Париж уходит ранним утром, и мне во что бы то ни стало надо на него успеть, так как у меня намечены очень важные встречи в столице, – вышло весьма убедительно. Я солгал вдвойне: у меня не только не было назначено ни единой встречи на завтра, равно как и ни на какой другой день, но и первый поезд в Париж отправлялся около полудня, так что раньше шести вечера мне туда было не попасть. Поняв, что не пройдет и дня, как я навсегда исчезну из ее жизни, она успокоилась и чуть ли не с энтузиазмом пригласила меня зайти выпить “у нас дома”, как она упорно говорила. Это уже не только не было “у них дома”, поскольку отец умер, но в скором времени перестанет быть и “у нее дома”: если верить цифрам, с которыми меня ознакомили, у нее не окажется иного выбора, кроме как выставить дом на продажу, чтобы выплатить мне мою долю наследства.
Ознакомительная версия.
