Что-то произошло. Разбалансировалось нечто большое и мощное.
И это не имеет никакого отношения к ее генератору.
На всех карманах стояли цифры. Взглянув на грудь, Джульетта поняла, что они нанесены в перевернутом виде. Это было сделано для того, чтобы ей было удобнее их разбирать. Она тупо смотрела на цифры сквозь щиток шлема, пока у нее за спиной герметично закрывалась дверь. Имелась и другая дверь, запретная, прямо впереди. Джульетта молча ждала, пока ее откроют.
Она ощущала себя затерявшейся в бездне между двумя дверями, запертой в капкане шлюза с множеством ярко окрашенных труб на стенах и потолке, где за окружающими ее пластиковыми занавесями все мерцало.
Шипение накачиваемого в помещение аргона сквозь шлем казалось далеким. Оно подсказывало ей, что конец уже близок. Нарастающее давление раздвинуло листы тонкого пластика, прижимая их к скамье и стенам, заставляя плотно облеплять трубы. Ощущалось и давление на комбинезон: как будто его мягко стискивала невидимая рука.
Джульетта знала, что произойдет дальше, и подсознательно изумлялась, как она оказалась здесь — девушка из механического отдела, которой никогда не было дела до мира снаружи. Она нарушала только мелкие законы и с удовольствием прожила бы всю жизнь, перепачканная машинным маслом, на самом дне бункера, где чинила бы всякие сломанные механизмы, почти не думая об окружающем ее сейчас большом мертвом мире…
За несколько дней до этого
Джульетта сидела на полу камеры, прислонившись спиной к стальным прутьям решетки. Перед ней на экране было изображение внешнего мира. Последние три дня, пытаясь освоить работу шерифа, она изучала этот вид и гадала, что в нем такого особенного.
Она видела лишь унылые склоны, серые холмы, поднимающиеся к еще более серым облакам. Их безуспешно пытались осветить тусклые солнечные лучи. Над всем этим носился ветер, вздымая резкими порывами облачка пыли, закручивая их небольшими вихрями и заставляя гоняться друг за другом.
Для Джульетты в этом зрелище не было ничего вдохновляющего, ничего такого, что возбудило бы любопытство. Безжизненная пустыня, лишенная чего-либо полезного. Там не имелось иных ресурсов, кроме ржавой стали в крошащихся башнях за холмами — и эту сталь наверняка будет дороже вырезать, привезти, переплавить и очистить, чем просто вырубить новую руду в шахтах под бункером.
Как теперь понимала Джульетта, запретные мечты о мире снаружи были печальными и пустыми. Мертвыми. Люди с верхних этажей, поклоняющиеся этому зрелищу, жили прошлым — а будущее находилось внизу. Там, где добывалась нефть, снабжающая их энергией, минералы, превращающиеся в нечто полезное, азот, обогащающий почву на фермах. Это знал любой ученик на этажах химиков и металлургов. А те, кто читал детские книги, кто пытался разгадать тайну забытого и непознаваемого прошлого, находились в заблуждении.
Единственное, что могло оправдать их наваждение, — само открытое пространство, но эта особенность ландшафта ее откровенно пугала. Возможно, что-то было не в порядке с ней, раз она настолько любила стены бункера и темные помещения нижних этажей. Ведь не сошли же с ума все остальные, раз они мечтают вырваться отсюда?
Джульетта перевела взгляд с сухих холмов и пыльной дымки на разбросанные вокруг нее папки. Это были дела, не законченные ее предшественником. На ее колене покачивалась блестящая звезда шерифа, которую она еще не надевала. На одной из папок лежала фляга, надежно упакованная в пластиковый пакет для вещественных доказательств. В пакете она смотрелась вполне безобидно, уже сыграв свою смертоносную роль. Несколько номеров, написанных на пакете черным маркером, были зачеркнуты — они относились к делам, уже закрытым или заброшенным. Теперь на нем значился новый номер, совпадающий с номером на папке, которой здесь не было. На папке, распухшей от записей свидетельских показаний и заметок по делу о смерти мэра, которую все любили — и которую кто-то убил.
Джульетта видела некоторые из этих заметок, но лишь издали. Они были написаны рукой помощника шерифа Марнса — рукой, которая вцепилась в это дело мертвой хваткой. Джульетта могла лишь заглянуть в папку, сидя за столом напротив Марнса, и видела на страницах пятна от слез, от которых размазались кое-какие слова и покоробилась бумага. Почерк на страницах с засохшими слезами был корявым и торопливым, а не аккуратным, как в заметках Марнса из других папок. Строки, которые Джульетта смогла увидеть, как будто разгневанно ползли по странице, некоторые слова были резко вычеркнуты и заменены. В них угадывалась та же ярость, какую Марнс сейчас постоянно демонстрировал, тот кипящий гнев, что заставил Джульетту уйти подальше от его стола и работать в камере. Она обнаружила, что не в состоянии думать, сидя напротив человека с такой израненной душой. И простирающийся перед ней вид на внешний мир, несмотря на его унылость, все равно был не столь гнетущим.
В этой камере Джульетта и убивала время между полными статического шума вызовами по рации и спусками на нижние этажи для разбора какого-нибудь происшествия. Нередко она просто сидела и в очередной раз сортировала папки, раскладывая их в стопки по степени тяжести совершенных правонарушений. Она теперь была шерифом всего бункера — этой работе она не училась, но уже начала ее понимать. Одна из последних мыслей, которой поделилась с нею мэр Джанс, оказалась на удивление верной: люди похожи на машины. Они ломаются. Они дребезжат. Они могут обжечь или покалечить, если не проявишь должной осторожности. Задачей Джульетты было не только выяснять, почему такое происходит и кто виноват, но и прислушиваться к признакам грядущей поломки. Работа шерифа очень напоминала работу механика, в ней было и тонкое искусство планового техобслуживания, и необходимость уборки после поломки или аварии.
Разбросанные вокруг папки были грустными примерами последнего: здесь имелись взаимные жалобы не сумевших поладить соседей, заявления о кражах, дело об отравлениях самогоном. Каждое из этих дел предполагало поиски улик, новые хождения вверх и вниз по извилистым лестницам, разговоры, отделение правды от лжи.
Готовясь к этой работе, Джульетта дважды прочитала юридический раздел Пакта. Лежа в постели в глубине механического отдела, вымотавшись после работы по налаживанию главного генератора, она читала о том, как правильно документировать дела, как правильно обращаться с вещественными доказательствами. Все это было логично и в какой-то степени напоминало ее прежнюю работу механика. Появление на месте преступления или активного спора не отличалось от посещения насосной, где что-то сломалось. Виновным всегда оказывался кто-то или что-то. Джульетта умела слушать, наблюдать и задавать вопросы любому, кто мог иметь отношение к сломавшемуся оборудованию или инструментам, отслеживая цепочку событий до первопричины. Всегда имелись и мешающие расследованию обстоятельства — нельзя отрегулировать одну шкалу, не сбив настройку чего-то другого, — но у Джульетты имелся навык, даже талант, определять, что важно, а что можно проигнорировать.
